Наследный Король

Фаррер Мэтью

Ухмылка исчезла. Налитые кровью глаза уставились в лицо Тея. Адальбрект снова поднял свой маленький наколенный стол. Записки, которые он делал, были началом экклезиархального псалма покаяния, которое повторялось снова и снова, копируемое с угрюмой и методичной точностью.

— Мы все здесь умрем. Я — всего лишь единственный, кто с этим смирился.

XVII

— Могу ли я поинтересоваться, что вы узнали в лагере рабочих, магос?

Тей услышал вопрос Адджи, но поначалу не ответил. Он стоял рядом с Бочонком в том месте, где одна из более широких трон вливалась в участок расчищенного пространства

вокруг покатого подножия Наследного Короля. Вид Короля с этой позиции был последним, что увидел бы в своей жизни встретившийся с ним имперец — так замышлял Асфодель, или так, по крайней мере, казалось магосу. Острие гигантского носового тарана в вышине, огромные бастионы, нависающие над ним, как будто вот-вот обрушатся и раздавят его. Тей едва мог себе представить, как бы выглядел Король, по-настоящему надвигающийся на него. Даже неподвижный, он производил впечатление такой массы и мощи, что пространство вокруг него как будто изгибалось.

Тей вышел из шестиколесного транспорта Муниторума на периметре кладбища и на секунду задержался, чтобы загрузить логи предыдущего дня из скитария, который встретил его и эскортировал внутрь. День был спокойный, и Тей решил пойти повидать Наследного Короля пешком. Он чувствовал себя настолько уверенно, что доверил процесс хождения автоматической программе, связанной с его зрением и глазами Бочонка, а сам тем временем отключился от материального мира и медитировал под водопадом данных, изливаемом архивными хранилищами.

Он все еще видел отдельные капли. Иконка, означающая подборку файлов о Наследном Короле, висела под багряной руной безопасности, которую архимагос Гурзелл встроил в его инфомозаику. Тей смотрел, как она крутится перед глазами, и думал думы.

Потом Адджи окликнула его снова, и субсистемы, которые наблюдали за окружающей средой, указали, что она использовала физическую вокализацию с малого расстояния. Фактически она стояла прямо за его спиной.

Трансмеханик Адджи имела широкое и тяжелое телосложение. Ее красная мантия с зеленой каймой плотно прилегала к телу, скрепленная плетеными металлическими перевязями, на которых висели инфоковчеги и филактерии маршрутизаторов. Как подобало ее положению в храме — она стояла выше в таинствах ее ордена, чем Дапрокк в своих — Адджи имела свиту, хотя и представленную лишь одним сервитором. Он шел прямо за ней и нес в руках графеновую антенну, словно пальмовый лист, поддерживая связь персональной ноэтики Адджи и средоточия кладбищенского манифольда.

Чувств у Тея было значительно больше обычных пяти, поэтому он мог видеть электромагнитные тени, призраками окружающие тело Адджи, и ее связь с передающей станцией позади. Ее кортикальная аугметика работала на повышенной скорости, а метаболическое управление органического тела тратило больше физической и обрабатывающей энергии, чем обычно для подобных систем. Эти признаки указывали на возбуждение, страх или сердитое негодование. Скорее всего, последнее.

— Я повторяю свой вопрос, магос, за отсутствием вашего ответа.

Определенно, последнее. Тей сделал знак шестеренки и произнес кодом сложное, замкнутое само на себя приветствие и благословение, относящееся непосредственно к культу трансмехаников, но это ее не умилостивило.

— Здесь все совсем не в порядке, магос. Наш контроль над кладбищем куда более шаток, чем вы, как мне кажется, думаете. Мы думали, что человек, обладающий вашей репутацией и послужным списком, сможет усилить его, а не добавить к нашей работе еще один непредсказуемый элемент.

В некоторых особо утонченных

кругах Адептус Механикус непредсказуемостью восторгались. Ведь она означала, что нечто еще не понято до конца, а это значило, что нужно раскрыть или отвоевать новое знание. Тей решил, что лучше не озвучивать это соображение. Адджи явно не подразумевала комплимент.

— Свободное падение, — сказал он вместо этого, чем слегка удивил себя. Так говорил Адальбрект. «Они в свободном падении, и им нечего терять». Тей сначала не придал этой фразе большого значения, но запись всей беседы уже мариновалась в его параллельных процессорах, и когда он снова вывел ее на передний план сознания, воспоминания вдруг вспыхнули так же ярко, как если бы он только что вышел из комнаты проповедника — и эта фраза была в центре информационной сети.

На Адджи это не произвело впечатления. Она бросила в него маленьким кусочком кода — самым простым протокольным обозначением «ожидание статуса данных».

— Это ремарка местного проповедника из Миссионарии Галаксиа, которая отвечает на ваше высказывание касательно порядка и контроля, — сказал он. — Он описывает ашекийцев как находящихся в свободном падении. Они отбросили любые рациональные рамки мышления или поведения, которыми можно было бы воспользоваться, чтобы повлиять на них. Администратум и Муниторум пока не допустили того, чтобы их одолели превосходящей огневой мощью и численностью, но проповедник Адальбрект считает, что ситуация может только ухудшиться. По его мнени, это место превратилось в позорное недоразумение. Он намекнул, что власти, ответственные за восстановление планеты, просто не будут оказывать нам поддержку живой силой и припасами. Кладбище и его рабочий лагерь нельзя назвать самодостаточными. Месяц без поставок, и все будет кончено, так мне кажется.

— У них нет дисциплины и хотя бы представления о высшей цели, — сказала Адджи. В ее голосе послышалось нечто похожее на удовлетворение. — Адептус Механикус требовали рабочую силу, состоящую полностью из слуг нашего культа. Если бы мы настояли на этом, все было бы иначе.

— Если бы мы настаивали, то объединили бы всех прочих Адептус против себя, вообще бы ничего не добились, и кладбище перешло бы под полный контроль Администратума. Кто знает, что бы сделали друг с другом бюрократы и «машины скорби»?

— Ничего такого, чего обе стороны не заслуживают! — резко ответила Адджи. Она подошла ближе, встала рядом с Теем и уставилась вверх, на Короля. — Толпа невежественных, не понимающих машины бурдюков и куча праведно разломанного еретеха. Во всем этом нет ни йоты благодати Омниссии. Оставьте их в покое, пусть грызут друг друга, пока не останется только мусор, и пусть все это послужит им наглядным уроком. Именно так, как послужила война, скажу я вам. Эта планета была потеряна для Света, пока мы не решили вмешаться.

Одна аугметическая рука с вывернутыми пальцами сложилась в определенный жест при слове «Свет» — стилизованная смесь шестеренки и солнца, которая была символом одного из тысяч трансмеханических субкультов северо-востока галактики. Тей скопировал жест, и его инфопотоки унесли изображение к архивам технотеологии сегментума Пацификус, чтобы проиндексировать. Субпроцессы связали его с внутренним досье на Адджи. Менее чем через секунду корона из аннотаций, которая венчала ее в глазах Тея, задвигалась и изменилась, и он почувствовал, как его знания и догадки о ней изменяют свой порядок в его разуме. Как будто он внезапно вспомнил что-то, выученное много лет назад, однако он знал, что это знание получено недавно.