Наследство Уиндемов

Коултер Кэтрин

Хватит с тебя и той пули.

— Да, теперь моей шпагой занимается Спирс. Он раз по пятьдесят в день вынимает и снова вставляет ее в ножны, протирает какой-то дрянью от ржавчины и полирует. И без конца допекает меня своими нравоучениями и предостережениями.

— Почему бы и не прислушаться к нему? Зачем искать новых приключений?

— Бог мой, Норт, да лучше бы я погиб там, чем влачить бесцветное существование на грани между явью и сном, полуживым-полумертвым, щеголяя дурацкой раной. Наши потери там составили четыре с половиной тысячи благодаря безответственности

министерства. Наполеон уже четыре дня как отрекся, а мы, не имея никаких известий, еще продолжали бессмысленную бойню.

Норт наблюдал за Марком, запиравшим крохотным золотым ключиком ящик письменного стола, в котором хранились письма. Ключик выглядел скорее драгоценной безделушкой, нежели полезным предметом. Через несколько минут друзья уже шли по берегу Сены.

Болтая всякий вздор, они дошли до пересечения с бульваром Сен-Жермен, где на одной из прилегавших к нему улочек располагался в роскошном просторном особняке XVIII столетия, в отеле “Матиньон”, их штаб.

Марк приветственно махнул рукой какому-то нижнему чину в русской форме:

— Наш батальон стоит на рю Фобур Сен-Жермен.

— Не беспокойся за него, эти русские и без того чувствуют себя как дома, — сказал Норт. — Прошлой ночью я по глупости оставил окно открытым и до утра слышал, как они распевают пьяными голосами на своем невообразимом языке. Не понимаю, как им удается после таких оргий выполнять ежедневные обязанности?

Марк недоуменно покачал головой.

— А кстати, как поживает прекрасная Лизетт?

— Очень неплохо, я нанял для нее уютную квартирку на рю де Варан. Ей удалось заставить меня раскошелиться. Норт рассмеялся.

— Я был уверен в таком исходе дела.

— Она умеет влезть в душу и чертовски обольстительна. Мне пришлись по вкусу ее живость, пустое щебетание, порхание по комнатам, веселье, смех, постоянный смех. Она никогда не молчит, как…

— Как кто?

— Как проклятая Дукесса, если уж так хочешь знать.

— Ты свалял дурака, Марк!

— Оставь это, Норт. На самом деле мне повезло. Разве ты не знаешь, что сейчас в моем кармане находится банковский чек на двести фунтов? Это ежеквартальный паек, который я получаю лишь за то, что в моих жилах течет графская кровь. Мистер У икс оказался пунктуален. Не понимаю, как ему удалось разыскать меня?!

— Мне же это удалось! Правда, это было нелегко, ты действительно успел неплохо спрятаться от всех. Марк, а ты случайно не горишь желанием вернуть деньги мистеру адвокату? Твоя гордость.., если быть последовательным…

— Какого черта? Конечно, нет. Добрая часть их уходит на содержание Лизетт. — Он улыбнулся, представив, как бы вытянулось лицо мистера Уикса, узнай он, что Марк тратит деньги на содержанку. Почему бы и нет? Тратил же этот старый ублюдок, граф Чейз VII, деньги на мать Дукессы. Почему он, Марк, должен от него отличаться?! Или все, что касается Дукессы, должно казаться чем-то исключительным, особенным?

Интересно все же, где теперь Дукесса? Вернулась в этот проклятый коттедж или живет со своими пятьюдесятью тысячами на широкую ногу,

блистая в лондонском обществе? Несомненно, найдется немало воздыхателей по ее голубым глазам и огромному наследству. Интересно, был ли у нее все же покровитель, оплачивавший коттедж, услуги Баджи и прочее? К черту, почему он снова начал думать обо всем этом? Не все ли равно? Он не намерен встречаться ни с кем из Уиндемов до самой смерти. Гнев снова душил его.

Неплохо бы узнать, успели уже приехать американские Уиндемы, чтобы вступить в права наследства? Ах, нет, еще рано, они должны дождаться 16 июня. Тревор! Этот проклятый денди с именем хлыща. Марка буквально тошнило, когда он думал о нем. И вдруг до него дошло, что он сам помогает этому ублюдку стать графом Чейзом. Да, он хотел этого. Пусть замкнется этот порочный круг…

— Где ты витаешь, Марк? Или тебе уже больше нечего добавить про Дукессу?

— Есть, я сказал еще слишком мало о ней.

— Вот как? Однако на прошлой неделе мне все же удалось услышать нечто любопытное.

— Попробуй забыть об этом. Я уже забыл. Все кончено. Полагаю, у нее, как и у матери, уже есть свой покровитель. И я думал вовсе не о ней, а о Треворе, моем кузене. Боже, какое тошнотворное имя. Уверен, он строен как девушка, с нежной кожей и мягкими шелковистыми волосами. Наверняка он сюсюкает и носит слишком крупные запонки с камнями. Мускулов у него, полагаю, не больше, чем у Лизетт.

Рассмеявшись, Норт вдруг сильно толкнул Марка, чтобы тот очнулся.

— Мы находимся как раз возле квартиры твоей очаровательной Лизетт. Тебе необходимо разрядиться, Марк. Постарайся отвести Лизетт больше места в мыслях. Не повторяй моих ошибок. Я не хочу, чтобы ты стал таким же мрачным, как и я. Прими благосклонно все, что тебе сможет предложить Лизетт. Уверен, у нее есть для тебя вкусный ужин, не говоря уже обо всем остальном.

Друзья разошлись, и Марк дернул за колокольчик у двери Лизетт. Он прислушался, стараясь различить шум ее быстрых, легких шагов. Боже, какая она была живая, как умела радоваться всему, как визжала от восторга, когда он снял для нее эту квартирку. Не то что проклятая Дукесса, вечно мрачная и молчаливая как могила…

Лизетт дю Плесси, казалось, была счастлива видеть своего “майора лорда”, как она имела обыкновение называть Марка, мило сюсюкая по-английски. Тревор, возможно, сюсюкает так же, думал Марк. Но зато у него нет такой превосходной груди, к которой всегда тянулись его руки и губы.

Она приняла его фуражку, трость и шпагу, любовно прикасаясь ко всем этим предметам и не переставая болтать, успев поведать во всех подробностях, что она делала, оставаясь одна, со времени их последнего свидания. Было такое впечатление, что она страшно соскучилась и необычайно довольна его приходом, хотя он и навещал ее не далее как прошлой ночью. Правда, с английского она быстро переключилась на французский, который он, впрочем, понимал уже почти так же хорошо, как и португальский. Боже, она знала столько разных любовных словечек, разжигавших его чувственность!