Наследство в глухой провинции
Шрифт:
В нашем городе, например, по улицам ходит столько многозвездных казаков, словно в нем разместился всеземной казачий генералитет…
Об этом я подумала, но игнорировать мужчину, который в форме вообще казался картинным красавцем, я не стала. Тем более что его взгляд прямо–таки лучился обожанием.
— Как ваши дела с наследством?
— Отлично. Именно сегодня я все оформила и теперь законная домовладелица.
Я послала ему не менее лучезарный взгляд.
— Вы произвели неизгладимое впечатление на моих товарищей. Особенно на сотника.
—
— Что вы, сотник — звание.
— И под его началом действительно сотня?
— Идет набор, — ответил он туманно.
— А как зовут вашего сотника?
— Далматов Георгий Васильевич.
Или, как окрестили его в народе, Жора–Бык?.. Надо сказать, я вовсе не принадлежу к женщинам, которые не сомневаются в собственной красоте и неотразимости. Потому к неожиданным комплиментам отношусь с подозрением. И первое, о чем я думаю в такую минуту: «Что ему от меня нужно?»
Чего вдруг мной заинтересовался какой–то сотник? Герман говорил о нем прямо–таки с обожанием…
— Передайте, что он мне тоже понравился.
— Зачем передавать? Вы можете сделать это лично.
— Правда? И когда же?
Зачем я спросила об этом? Мне совершенно не хотелось что бы то ни было сотнику передавать. Но Герман моим словам неприкрыто обрадовался:
— Прямо сейчас.
Торопливость, с которой это было сказано, настораживала. Я бы даже сказала, что Герман суетился. Внутренний голос тоже пытался шептать мне нечто предостерегающее, но в меня будто бес вселился. Не иначе Ольга заразила меня своими пристрастиями к криминальным произведениям. Отчего–то мне показалось, что именно сегодня для меня откроется нечто. Какая–то тайна. Приоткроется завеса над чем–то загадочным. И страшным.
Что вызвало у меня подобные ассоциации? И откуда я взяла, что Далматов относится к людям, у которых может быть какая–нибудь тайна?
Пока я таким образом размышляла, казак Герман терпеливо ждал, приоткрыв дверцу «мерседеса».
В общем, я решилась сесть в автомобиль, справедливо рассудив: иначе я так и не узнаю, чего местным казакам от меня нужно? Я точно наяву услышала, как Олька завистливо ахнула. В то время как мой друг Николай неодобрительно поморщился: «У тебя, Киреева, прямо–таки непреодолимая страсть к авантюрам!»
Честно говоря, я не знаю, почему произвожу на своих близких такое впечатление. Если подумать, то никакой авантюры с моим участием и не вспомнишь, так что я постоянно терплю самые обычные инсинуации. Разве справедливо, когда скромная девушка кажется кому–то авантюристкой?
Авантюра не авантюра, а к дому меня, как я надеюсь, подвезут, и мне не придется тащить сумку пешком. Я поставила ее, родимую, на заднее сиденье, а сама села вперед, рядом с красавцем Германом.
Для того чтобы выехать из поселка, скоростной машине понадобилось минуты три, и вот мы уже мчались по шоссе, по обе стороны от которого на много километров вокруг простирался лес.
— Далеко забрался
Может, и тетка моя таким образом поплатилась за свое легкомыслие? Или любопытство? Но тут же я отмела это сравнение: Олимпиада всю жизнь — вернее, большую ее часть — прожила в Костромино, а я только что приехала и вряд ли представляю для кого–то опасность или вызываю особый интерес, способный привести к криминалу. То бишь надругательству над моей девичьей честью.
— Дом нашего сотника, может, расположен и далековато от города, зато для его постройки Георгий Васильевич выбрал лучшее место, какое только можно найти в наших краях. Чуть подальше от его дома — красивейшее в этих местах Синь–озеро. Если захотите, я могу вам его показать. Георгий Васильевич любит на него ездить…
Мне везет на выдающихся людей. Сначала Лерин папа, который все делает на отлично, теперь сотник, у которого тоже все самое лучшее. И что интересно, та и другая сторона предлагает показать мне некое Синь–озеро, каковое только в этих краях и можно увидеть. Куда мне деваться, бедняжке, чем я могу таких необыкновенных мужчин заинтересовать, ведь ничего, кроме наследного дома, у меня и нет.
«Дома и машины!» — укоризненно напомнил внутренний голос. Из–за событий, связанных с получением наследства, приемом гостей, я совсем забыла о своей бедной «семерке», и она второй день грустила под навесом, и никто не подошел даже, не потрепал ее по загривку, то бишь по капоту. Кому коврижки, а нам — синяки да шишки!
— Вам приходилось прежде бывать в наших местах? — спросил Герман, небрежно поддерживая руль. Машину он вел виртуозно, мне такому еще учиться и учиться!
— Нет, не приходилось, — честно созналась я.
— Однако, наверное, вы умеете заводить знакомства.
— Думаю, что умею, — согласилась я.
— По крайней мере одним из первых навестил вас не кто–нибудь, а сам главный разыскник района, — вроде небрежно заметил он, но я почувствовала, что его это отчего–то интересует.
— Неужели в вашем поселке ничего нельзя скрыть? — решила посмеяться я.
— Бесполезно, — криво усмехнулся Герман.
— Тогда почему же неизвестно, кто убил тетю Липу? — ляпнула я и ужаснулась собственной неосторожности.
А вдруг этот человек, которого я совсем не знаю, как раз и имеет отношение к смерти Олимпиады? Кстати, второй раз мне приходит это на ум, и почему–то второй раз я не исключаю такой возможности.
И при этом… Какая все–таки дура! Еду с ним на край света, никто об этом не знает, так что если я вдруг исчезну, никто и не догадается куда… Нет, лучше об этом не думать.
— Это вам местные понарассказывали? — пренебрежительно хмыкнул Герман. — Поживите здесь еще недельку–другую, таких ужасов наслушаетесь, от страха сбежите домой… Или вас таким не испугать.