Настанет день
Шрифт:
Лютер закрыл глаза и кивнул. Маккенна разжал пальцы и отступил назад.
— Сейчас-то ты меня ненавидишь. Я это вижу. Но сегодня мы намерены расплатиться по счетам в нашем городишке. Сегодня красные — да, все без исключения красные, даже цветные, — получат предписание о выселении из нашего чудесного города. — Он развел руками. — А завтра ты мне еще скажешь спасибо, потому что у нас тут снова будет приятно и радостно жить.
Он опять похлопал себя газетой по ляжке, строго глянул на Лютера и зашагал обратно к своему «гудзону».
— Вы делаете ошибку, — проговорил Лютер.
Маккенна обернулся:
—
— Вы делаете ошибку.
Маккенна не торопясь подошел к нему и ударил кулаком под дых. Воздух мигом вышел из его легких, казалось насовсем. Лютер упал на колени, открыл рот и какое-то время не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он был уверен, что вот сейчас так и помрет тут, на коленях, с посиневшим, точно от гриппа, лицом.
Когда Лютер наконец задышал, у него было ощущение, что в трахею ему вонзили гарпун. Поначалу воздух входил и выходил со скрипом, но постепенно звук опять стал нормальным, разве что чересчур высоким.
Маккенна терпеливо стоял над ним.
— Что ты там говорил? — спросил он негромко.
— Люди из НАСПЦН — не красные, — ответил Лютер. — И они не собираются устраивать взрывы.
Маккенна хлопнул его по виску:
— Кажется, я тебя не расслышал.
Лютер видел два своих отражения в зрачках Маккенны.
— Вы что думаете? Думаете, куча цветных спит и видит, как бы выбежать на эти самые улицы с пушками? Чтоб у вас и у прочей белой швали в этой стране нашелся повод всех нас поубивать? По-вашему, мы хотим, чтоб нас всех перебили? — Он смотрел на Маккенну снизу вверх, на уровне его глаз висел здоровенный сжатый кулак. — У вас под носом орудует банда сукиных сынов, которые родились где-то за границей и сегодня пытаются разжечь революцию. Так валяйте, Маккенна, хватайте их. Прибейте их, как собак. У меня к этим людям нежности нету. И у других цветных нету. Это и наша страна тоже.
Маккенна с кривой ухмылкой посмотрел на него:
— Что ты там вякнул?
Лютер сплюнул на землю и перевел дух:
— Сказал — это и наша страна тоже.
— Это не так, сынок. — Маккенна покачал своей массивной головой. — И никогда так не будет.
Он оставил Лютера, забрался в свою машину и отъехал. А Лютер поднялся с колен, вздохнул несколько раз, и тошнота почти прошла.
— Нет, это так, — шептал он снова и снова, пока не увидел, как задние огни Маккенны повернули направо, на Массачусетс-авеню. — Нет, это так, — повторил он еще раз и сплюнул в кювет.
В это утро с 9-го участка в Роксбери стали поступать сообщения, что перед Оперой на Дадли-сквер собирается толпа. Всем подразделениям было приказано выслать людей на место, а конный отряд собрался в конюшнях.
Сотрудников свезли со всех участков к зданию 9-го; командовал ими лейтенант Эдди Маккенна. Все сгрудились на первом этаже, в широком вестибюле, и Маккенна обратился к ним с лестницы, дугой поднимавшейся на второй этаж:
— Джентльмены, «латыши» организуют незаконное массовое сборище перед Оперой. Что вы об этом думаете?
Никто не ответил.
— Патрульный Уотсон!
— Я!
— Что вы думаете об этом незаконном сборище?
Уотсон, семья которого некогда взяла эту фамилию вместо своей польской, совершенно непроизносимой, расправил плечи:
— Я бы сказал, что они
Маккенна поднял руку:
— Все мы поклялись защищать американцев вообще и бостонцев в частности, служить им. А «латыши», — он фыркнул, — «латыши» ни к тем ни к другим не относятся, джентльмены. Будучи варварами, они решили проигнорировать недвусмысленный запрет властей города устраивать шествие. Они планируют пройти маршем от здания Оперы по Дадли-стрит и далее к Апхемс-корнер, что в Дорчестере. Оттуда они намерены повернуть направо, на Колумбия-роуд, и двигаться до парка Франклина, где желают провести митинг в поддержку своих товарищей — да, товарищей — в Венгрии, Баварии, Греции и, разумеется, в России. Есть среди нас русские?
Кто-то выкрикнул: «Черта с два!» — и другие радостно подхватили.
— А большевики есть?
— Черта с два!
— А испитые, крючконосые безбожники, которые нюхают кокаин, трахают собак и ненавидят Америку?
Все расхохотались:
— Черта с два!
Маккенна склонился к ним, навалившись на перила и вытирая лоб платком.
— Три дня назад мэру Сиэтла пришла по почте бомба. К счастью для него, первой до посылки добралась его экономка. Бедняжке оторвало кисти рук, теперь она в больнице. А позавчера вечером, как все вы наверняка знаете, Почтовая служба США перехватила тридцать четыре бомбы, которые предназначались генеральному прокурору нашей великой страны, а также некоторым достойнейшим судьям и ведущим промышленникам. Радикалы всех мастей, но главным образом язычники-большевики обещали сегодня устроить день общенациональной революции в главных городах нашей славной родины. Джентльмены, я обращаюсь к вам: разве в такой стране мы хотим жить?
— Черта с два!
Вокруг Дэнни все шевелились, переминались с ноги на ногу.
— Неужели вы хотите отдать страну на растерзание орде бунтовщиков?
— Черта с два!
Дэнни стоял среди толкающихся мужиков, от которых несло потом, перегаром и еще чем-то странным, вроде паленого волоса: едким запахом гнева и страха.
— Или же, — гремел Маккенна, — вы хотите вновь взять эту страну в свои руки?
Все уже до того привыкли орать «черта с два!», что и теперь некоторые повторили то же самое.
Маккенна глянул на них, подняв бровь:
— Я спрашиваю: хотите вы, сукины дети, снова взять эту страну в свои руки?
— Да, черт возьми!
Десятки этих людей ходили на собрания БК вместе с Дэнни; буквально накануне вечером они жаловались на скотское обращение начальства, заявляли о своем братстве с рабочими всего мира. Но сейчас все это на время сменилось бодрым чувством единения и общей цели.
— Мы сейчас же направляемся к Опере Дадли, — прокричал Маккенна, — и прикажем этим смутьянам, этим коммунистам, анархистам и бомбистам разойтись ко всем чертям!
Радостные вопли, рев взбудораженной толпы.
— Мы решительно заявим: «Только не в мое дежурство!» — Маккенна свесился над перилами, вытянув шею, выпятив нижнюю челюсть. — Скажем это хором, джентльмены?
— Только не в мое дежурство! — заорали все.
— Хочу услышать это еще раз.
— Только не в мое дежурство!
— Вы со мной?
— Да!
— Вы боитесь?
— Черта с два!
— Вы — бостонская полиция?