Настоящая фантастика – 2015 (сборник)

Зонис Юлия

– Дурдом, – вздохнул Оракул, когда все аройды пали на колени, склонились к земле. – Кстати, что говорят астрономы?

– Пятна на солнце есть, но будет ли солнечный ветер, как одиннадцать лет назад, предсказать трудно, – пожал плечами Массовик.

Великий почувствовал холодок, пробежавший по спине: на мгновение он представил, что вся эта толпа механизмов вдруг вновь превращается в «овощей» и начинает двигаться в одном направлении, сметая всё на своём пути.

– Кто в этот раз нам нужен?

– Наложница. Лучше две. И Повар. – Затейник кашлянул на удивлённый взгляд Великого. – Здесь

где-то у нас спец по японской кухне бродит.

– Бабник, – пробурчал прорицатель, намекая на слабость Затейника к смене Наложниц. – Мало тебе…

– О Великий! – сквозь строй Стражей прорвался знакомый мальчишка – теперь Официант – с плетёным подносом, на котором красовалось три почти круглых булыжника. – Позволь мне преподнести эти свежие пирожные! В благодарность…

Бывшего Пустырника быстро оттёрли в сторону.

– Почитатель, – усмехнулся Затейник.

– Знаешь, кем я себя чувствую в такие моменты? – с тоской произнёс Оракул.

Массовик-Затейник пожал плечом:

– Спасителем цивилизации?

Гена Зыбин горько усмехнулся:

– Властелином ямы. Огромной ямы…

Игорь Вереснев

Задача нулевого приоритета

Лес начинался сразу за оградой лицея. Толстенные, вполобхвата, покрытые красноватой корой стволы возносились до самого поднебесья, чтобы там рассыпаться пушистой, роняющей длинные острые хвоинки кроной. Не верилось, что лес этот рукотворный и каких-то двести лет назад от лицейского парка и до самой реки простиралась песчаная пустошь. Хотя ни лицея, ни парка тогда тем более не было.

Перелезать через ограду не разрешалось. Но ведь они и не перелезали? Сидели рядком на ней, скрытые зарослями лещины и от учебного корпуса, и от маленьких, похожих на разноцветные пряники, жилых коттеджей.

– Завтрашнюю контрольную я завалю, – сообщила Машка. Коротко стриженная, в спортивном костюме и кедах, она выглядела таким же мальчишкой-подростком, как и её приятели.

– Почему обязательно завалишь? – неуверенно возразил Васисуалий. – Может, и не завалишь…

– Не «может», а завалю. – Машка качнула головой. Это было не предположение. Она констатировала факт. Ещё не состоявшийся, но оттого не менее реальный. – И вылечу из лицея, как торпеда. И правильно. Нечего мне с моими мозгами куриными здесь делать. Это всё папка, спасибо ему огромное! Думает, если сам выдающийся биоинженер, то и дочка обязана быть такой же супер-пупер. «Позаботился», «устроил» в лицей для гениев. Училась бы в обычной школе, наверное, отличницей стала бы. А здесь полной дурой себя чувствую.

– Ты не дура, – запротестовал Васисуалий. – Во-первых, ты капитан волейбольной команды, и по физкультуре у тебя лучший в лицее рейтинг. Во-вторых, у тебя память, эта, как её… эйдетическая!

– Угу. На зубрёжке и выезжаю. Но чтобы «гением» стать, памяти мало, – Машка постучала себя пальцем по голове, – нужно процессор помощнее, чем этот.

Аргументов у Васисуалия не осталось, и он повернулся к третьему в компании – угрюмо молчавшему Илье.

– А ты что скажешь?

– Что скажу? Возможно, Маша гениальнее всех нас, вместе взятых. Только её талант ещё не раскрылся.

– Вот! И я о том же!

– А к семестровой

по математике подготовиться – чепуха! Мы с тобой за два дня все варианты задач перерешаем.

Машка хмыкнула:

– Угу… И где они, эти два дня? Мы же к физике готовились, к информатике. Никто не предполагал, что Матвей контрольную на завтра назначит.

– Матвей – гад, – согласился Васисуалий. – Заранее не предупреждает. Говорит: «Находите решения самостоятельно. Удержать в голове весь объём полученных знаний у вас всё равно не получится».

– Так у Маши как раз получится! У неё период такой – знания впитывать.

– Вот я и говорю: гад Матвей! Эх, если бы завтра случилось что-нибудь. Ну, цунами там или землетрясение. Чтобы контрольную отложили.

Илья с сомнением посмотрел на друга:

– Цунами, землетрясение – здесь? В двух тысячах километров от океана? На континентальной плите?

Машка не удержалась, фыркнула:

– Ты ещё нашествие инопланетян предположи.

Васисуалий поскрёб пятернёй затылок. Белобрысый, лопоухий, он всегда выглядел младше своих лет. Сейчас – в особенности. Эдакий восьмилетка ростом с тринадцатилетнего парня.

– Ну я же к примеру…

– Ладно, – Машка соскочила с забора, – проехали. Отчислят так отчислят. Спасибо, ребята, что помогали. Вы настоящие друзья. Всё, пошли, а то на ужин опоздаем.

Васисуалий вздохнул, тоже слез, поплёлся за ней. Уже возле орешника спохватился, оглянулся на по-прежнему сидящего на заборе товарища:

– Илья, ты чего? На ужин не идёшь?

– А? Иду, конечно…

Сигнал тревоги выдернул Вилана из дрёмы. Вернее, из того состояния, которое он привык называть дрёмой. Мозг продолжал работать с обычной интенсивностью, лишь внешние рецепторы были отключены. Дрёма – период упорядочивания накопленной информации, оптимизации синоптических связей, построение логических цепочек и ассоциативных массивов. У наземцев сон, дрёма – нечто совсем иное. Но Вилан не был наземцем. Он был орбитоном.

Как известно, благими намерениями выстлана дорога в ад. Сконструировать прототип «человека совершенного» было благим намерением. За шесть лет первого этапа эксперимента создано семьсот тридцать пять эмбрионов, каждый собран по индивидуальной программе, с уникальным набором генов, но все без исключения – совершенны. Каждого вынашивала суррогатная мать под присмотром команды врачей, генетиков и эмбриологов. В шестистах девяноста трёх случаях беременность прошла без отклонений и разрешилась рождением идеально здорового младенца.

Но работа над «человеком совершенным» только начиналась. С первых месяцев жизни – непрерывная череда операций. Их снабжали тем, что не мог дать человеку самый лучший ДНК: металлокерамический скелет и металлополимерная кожа, усилители мышечной ткани и ускорители нервных реакций, новые органы чувств и системы коммуникаций. И наконец – квантовый микрокомпьютер в качестве вспомогательного мозга. Когда первая партия – сто двенадцать юношей и девушек – окончила обучение в специнтернате, никто не сомневался, что эксперимент превзошёл самые смелые ожидания. Ещё пять лет спустя стало окончательно ясно, что эксперимент провалился. С треском.