Настоящая фантастика – 2015 (сборник)
Шрифт:
– Не моё, конечно, дело, но давно хотел вас спросить – зачем вы поставили здесь эту игрушку?
Волошин подошёл, бережно провёл ладонью по крутому борту судёнышка.
– Ты не учил историю?
– Учил, – Иван пожал плечами. – Ну и что?
– Мне кажется, они были похожи на нас. Любили море, как мы любим космос. И соперничали с ним, пытались доказать, что человек сильнее стихии. Потому и уходили в плаванье на поиски новых земель. Без них не было бы нас. Как-то так.
Штурман взглянул скептически, постучал ногтем по бутафорским сундучкам на корме.
– В плаванье
Волошин задумчиво кивнул:
– Вахту принял.
Иван ушёл.
Капитан постоял ещё немного возле каравеллы, подумал невесело: «Интересно, чего они боялись больше – не вернуться из рейса или дожить до такого возраста, когда уже не берут ни на один корабль?» Потом повернулся к пульту управления, взглянул на мониторы. Никакого движения ни на том берегу, ни на этом, всё тихо.
– Кисуня, – неожиданно для себя спросил он, – ты сохраняешь маршруты гравиплана в резервной базе данных?
– Трое суток после возвращения, – ответила лисичка, – потом уничтожаю.
– Этого достаточно. Дай мне траекторию последнего полёта Ивана. Или нет – закачай прямо в навигатор крыльев.
– Сделано.
Волошин кивнул и решительно направился к выходному шлюзу.
Навигатор вёл машину над ночной саванной больше получаса, постоянно держа курс на юг. Давно остались за горизонтом и озеро и антерритник. В конце маршрута оказалась группа раскидистых деревьев, разделённых широкой прогалиной. Весь центр её занимали грибы – привычные, земные. Пухлые полусферы шляпок росли так близко друг к другу, что между ними не видна была почва. Казалось, на земле лежит пупырчатый белёсый щит размером с хорошую двуспальную кровать.
Капитан снял с предохранителя лучемёт и начал методично уничтожать мини-плантацию. Грибы с шипением испарялись. Волошин медленно двигался вперёд, направляя раструб излучателя вниз, стараясь посылать заряд как можно глубже в землю, – и остановился только тогда, когда выжег дотла всю прогалину, превратив её в дымящийся от перегрева небольшой овраг.
Стоявший почти у самого трапа Иван бесстрастно наблюдал за приземлением командира. Волошин вылез из подвесного сиденья, подошёл к штурману, взглянул в упор:
– Молодец. Тебе бы фермером быть.
Иван молча ждал продолжения.
– Нет больше огорода, Ваня. Накрылся твой шанс сделать левые деньги.
Штурман смотрел всё так же бесстрастно. Волошин, еле сдерживаясь, спросил:
– Как ты думаешь, почему мы никогда не предлагаем аборигенкам для обмена продукты, которые содержат семена или споры?
В лице Ивана наконец что-то дрогнуло. Он отвёл взгляд, ничего не ответил.
– Видишь, сказать-то и нечего. Сам понимаешь, что если всё это будет расти прямо здесь, то мы им будем не нужны. И где тогда брать медолин? Чем людей от рака лечить? Хотя какое тебе
Штурман резко развернулся к командиру:
– Вы не имеете права так говорить! Я теперь по закону такой же человек, как и вы! У меня и постановление суда об изменении генетического статуса есть, и даже паспорт!
– Плевал я на твой паспорт, – сообщил Волошин. – И на постановление тоже. Ты по этим бумажкам только для бухгалтерии человеком стал. А по жизни человечность поступками надо доказывать.
– Мне нужны деньги. Я весь в долгах из-за этого процесса, и проценты растут. Вы хоть когда-нибудь задумывались, как трудно биоморфу взять ссуду?
– Это был твой выбор, – жёстко сказал Волошин. – Никто не заставлял тебя менять статус. Сотни таких, как ты, живут себе у хозяев на всём готовом, делают, что им говорят и не дёргаются. Ты захотел другой жизни – ну и заботься о себе сам. Права всегда идут в комплекте с обязанностями. За свободу надо платить.
– Серьёзно? Капитан, вы определитесь сначала, кто вы по установкам – рабовладелец или гуманист-теоретик. А потом уже морали читайте. Можно подумать, урождённые люди никогда не нарушают правил, чтобы добыть деньги.
– Нарушают, – устало согласился Волошин. – Святых среди нас мало. И на обычный левак я глаза бы закрыл. Но то, что ты сделал… ты же мог до полной потери торговых отношений с Антеррой доиграться, это хоть до тебя доходит?
Иван явно собирался ответить что-то резкое, но тут за спиной загудел отъезжающий в сторону входной люк. Накамура по-кошачьи ловко сбежал по трапу.
– Смотрите! – он указал на дальний берег. – Взлетают!
Зрелище было феерическим.
Первые лучи всё ещё скрытого за горизонтом солнца вспыхнули, заиграли на острых вершинах антерритников. Узкие летки раскрылись, начали извергать из своих недр рои серебристых тел. Торпедообразные самцы взмывали в воздух, на лету разворачивая огромные радужные крылья. Переливчатое облако повисло над колонией, окутываясь мягким золотистым маревом распылённых для приманки куколок феромонов. Оно разрасталось, меняло очертания и вскоре трансформировалось в несколько крутящихся концентрических колец, постепенно сносимых ветром к озеру.
– А что, красиво, – задумчиво поделился штурман с Накамурой. – Вот она какая, насекомая любовь…
– Любовь – высшая эмоция, свойственная только разумным существам, – занудно-монотонно возразил пантеробот. – А самцы антерритов живут всего один день и являются абсолютно безмозглыми. Да и куколки пока ненамного умнее, хотя их и учат на личиночной стадии азам культуры и языка… Вон, смотри, тоже появились!
Куколки, заключавшие в себе будущих королев колонии, выглядели совсем не так эффектно – бесформенные изумрудно-зелёные пузыри, внутри которых смутно темнели силуэты созревших особей. Сбившись в небольшую стайку, «невесты» начали медленно дрейфовать вслед за радужными кольцами. По числу их было гораздо меньше, чем «женихов».