Настоящая крепость

Вебер Дэвид Марк

Он закончил отряхивать как можно больше толстого слоя снега, затем стянул одну рукавицу и вытащил свои принадлежности для огня. Было достаточно холодно, и его рука так дрожала, что ему потребовалось больше времени, чем обычно, чтобы зажечь закрытый фонарь "яблочко" с круглым окошком, но его свечение, как только он зажег фитиль, было достаточной компенсацией за все усилия. Большинство людей, возможно, можно было бы оправдать за их мысли о том, что голый, холодный камень стен спасательной шахты нельзя считать приятным зрелищем, но "большинство людей" не были Жэйсином Каниром и не знали, что инквизиция просто выжидала своего момента, прежде чем наброситься.

– Ну, пока все хорошо!
– весело сказал он.

– Да?
– Томис скептически оглядел его в свете фонаря.
– И как долго

будет "пока", ваше преосвященство?

– В Писании говорится, что самое длинное путешествие начинается с первого шага, - безмятежно ответил Канир.

– Так оно и есть, ваше преосвященство, и я не из тех, кто спорит с архангелами. И все же, несмотря ни на что, мне приходит в голову, что нам предстоит предпринять еще немало шагов.

– Вот это, Фрейдмин, очень здравый доктринальный тезис.
– Канир взял фонарь и поднял свой шест от ручной двухколесной тележки, на которой были сложены их припасы.
– Нам не пора трогаться?
– пригласил он.

***

Несколько часов спустя ноги Канира устали так сильно, как никогда раньше.

Прошло некоторое время с тех пор, как он был так глубоко в шахте, и он забыл, как далеко это было. Или, скорее, он был моложе, когда был здесь в последний раз, поэтому не учел, насколько длиннее казалось расстояние с прошедшего времени. И должно было пройти гораздо больше часов, прежде чем они выйдут с другой стороны. На самом деле, к тому времени, как они доберутся туда, снова должен был наступить вечер.

Он устало улыбнулся этой мысли, сидя на краю тележки и жуя бутерброд, который предложил ему Томис. Хлеб был нарезан толстыми ломтями, а мясо, сыр и лук были восхитительны. Ему бы также хотелось немного салата, но салат-латук не часто можно было увидеть зимой в Гласьер-Харт. В течение многих лет он подумывал о том, чтобы пристроить теплицу к дворцу архиепископа, и всегда собирался это сделать. Теперь, однако... Он отбросил эту мысль в сторону, достал свои часы и наклонил их так, чтобы разглядеть циферблат в свете фонаря. Здесь, глубоко под землей, всегда было легко отключиться от мирового времени. Не видя солнца или неба, не имея контакта с погодой, было труднее оценить прошедшие часы, чем мог бы предположить тот, кто никогда не предпринимал такой попытки. По крайней мере, в шахте держалась постоянная, неизменная температура, хотя он никогда бы не ошибся, назвав ее "теплой", и, несмотря на необходимость прокладывать себе путь по сложному лабиринту подземных переходов, они потратили гораздо меньше времени, чем если бы попали в лапы снежной бури, воющей снаружи горы. Тем не менее, они должны были добраться до места назначения в течение "промежутка времени", определенного его таинственным автором письма.

– Нам нужно двигаться дальше, - сказал он, прожевав и проглотив кусок бутерброда на полный рот.

– Без сомнения.
– Томис протянул ему глубокую кружку, наполненную пивом.
– И как только вы доедите этот бутерброд, мы двинемся дальше.

– Я могу жевать и идти одновременно, - мягко сказал Канир, убирая часы обратно в карман, чтобы освободить руку и принять кружку.
– Если уж на то пошло, я могу глотать и ходить одновременно, если сильно сконцентрируюсь.

– Тот факт, что вы можете это сделать, не означает, что вы делаете это хорошо, ваше преосвященство, - ответил его не впечатленный приспешник.
– А пока ешьте.

***

Канир мгновение смотрел на него, затем покачал головой - но кротко, кротко!
– и поел.

***

– И остановка для еды все-таки заставила нас отстать от графика, ваше преосвященство?

В этом вопросе, по меркам Фрейдмина Томиса, был лишь слабый след удовлетворения, и Канир смиренно покачал головой. Единственное, что было хуже, чем правота Томиса в чем-то подобном, - это почти неслыханные случаи, когда он ошибался. В этот момент простому архиепископу может стать чрезвычайно трудно с ним мириться.

– Нет, Фрейдмин, на самом деле мы даже немного опережаем

его, - признался он.

– Представьте себе это сейчас, - пробормотал Томис. Канир очень старательно не расслышал этого комментария.

– Так что же нам теперь делать, ваше преосвященство?
– спросил камердинер через мгновение.

– Мы высунем головы наружу и посмотрим, как выглядит погода, - сказал Канир, поднимая фонарь с окошком, и так и сделал.

Ему пришлось пригнуться, когда он приблизился к входу в туннель. Насколько он смог определить из своих исследований, туннель, по которому он сейчас пробирался, был проложен - вероятно - много лет спустя после того, как была заброшена основная шахта. Сам он был начат снаружи, и ему было интересно, как отреагировали люди, копавшие его, когда они прорвались и обнаружили, что кто-то другой уже выкопал уголь, который они надеялись обнаружить.

К счастью, им не пришлось заходить так далеко, чтобы сделать это открытие. Туннель был едва ли в сотню ярдов длиной, и он никогда не был больше, чем шахтой с неровными краями. Ему приходилось выбирать путь с определенной осторожностью, тем более что он не хотел подходить слишком близко к устью туннеля с зажженным фонарем. Примерно в пятнадцати ярдах от конца туннеля он закрыл заслонку фонаря и медленно и осторожно двинулся дальше, одной рукой ощупывая стену.

Он чувствовал, как усиливается холод по мере того, как он подходил все ближе и ближе к склону горы, и снова задался вопросом, что вдохновило автора письма выбрать для одного из назначенных им свиданий место, к которому направлялись они с Томисом. Во многих отношениях это был достаточно логичный выбор: скромный почтовый дом в сельской местности на перекрестке дорог. Не на самой главной дороге, а там, где две проселочные дороги - горные проселочные дороги - встретились и мимоходом кивнули друг другу, прежде чем продолжить свой путь. Одна из этих дорог, хотя и очень редко использовавшаяся зимой, соединяла два небольших города, расположенных чуть более чем в ста милях друг от друга. Извилистый, поворачивающий, скалолазный и ныряющий характер горных дорог объяснял, почему люди обычно выбирали шоссе, которое огибало центральную часть хребта Тейрис и, хотя и дольше, но проходило через то, что считалось низинами в Гласьер-Харт.

Вторая дорога зимой использовалась еще менее интенсивно. В основном она шла на юго-запад, к южному краю хребта Тейрис и городу Маунтин-Лейк на берегу озера Гласьерборн.

В это время года почтовое отделение не могло бы обслуживать большого количества людей. Владельцы были бы рады видеть любых клиентов, которых они могли бы заполучить, и оно было достаточно изолировано, чтобы новость о слоняющихся поблизости незнакомцах с малой вероятностью достигла Тейриса до того, как закроется "окно времени", и они уйдут. С другой стороны, оно было не совсем удобно расположено по отношению к дворцу архиепископа. На самом деле, от него было почти восемьдесят миль до Тейриса для полета виверны и более трехсот по дороге. Даже если предположить, что от Саммит-хауса до перекрестка была бы дорога, Каниру все равно нужно было бы пересечь почти сорок пять миль зимнего горного склона. Конечно, благодаря заброшенной угольной шахте он и Томис выйдут из своего подземного хода чуть более чем в пятнадцати милях от места назначения, но кто-то, пишущий из того, что должно было быть Зионом, вряд ли мог рассчитывать на это. С такой отдаленной точки зрения это было явно наименее удобное из трех мест встречи, предложенных автором письма, и архиепископ подозревал, что на самом деле это был не более чем запасной вариант последней надежды. Казалось маловероятным, что кто-то мог искренне ожидать, что Канир каким-то образом доберется до почтового отделения.

И теперь, когда мы здесь, - подумал Канир, осторожно пробираясь сквозь темноту, - я все еще не знаю, как мне войти в почтовое отделение и установить контакт. Я все же не совсем неизвестный человек в Гласьер-Харт! Всегда можно надеяться, что никто не узнает меня так далеко от Тейриса, но почему-то я думаю, что рассчитывать на это, возможно, не самое умное, что можно было бы сделать. Итак, как мне незаметно...

Его мысли прервались, и он замер, когда его привыкшие к темноте глаза внезапно расширились. Свет! Впереди был свет, и...