Настоящая любовь

Бэлоу Мэри

– И думаю только о себе, – продолжила Марджед. Он понял, что она натягивает бриджи. – Я совсем рядом с домом, а тебе предстоит еще долгий путь. Нет, я не пытаюсь расставить тебе ловушку или поймать на слове. Просто я знаю, что тебе долго ехать. Если бы ты жил где-то поблизости, я бы узнала тебя. А так я тебя не знаю. – Она неожиданно хмыкнула. – Разве что в библейском смысле этого слова. И мне почему-то не стыдно. А тебе?

– Мне тоже, – сказал он. Он наклонился, чтобы забрать одеяло, и потянулся к ее руке. Он не был уверен, что его ответ правдив. – Пошли.

На

окраине рощи все было спокойно, никакого движения. Ночь стала еще темнее. Герейнта это и радовало, и печалило. Радовало потому, что теперь его совсем нельзя было разглядеть, а печалило потому, что он сам не мог ничего видеть. Он вскочил в седло и протянул руку Марджед, чтобы помочь ей взобраться на лошадь. Оказавшись наверху, она тут же уютно устроилась, прижавшись к нему и обхватив его за талию. Он не спеша поехал к мосту через реку.

– Ты должен быть осторожен, – сказала она. – Знаешь, что за твою поимку предлагают пятьсот фунтов?

– В самом деле? – сказал он. – Неужели я так дорого стою?

– Никто не донесет на тебя, – с уверенностью произнесла Марджед. – Кроме того, никто не знает, кто ты. Единственная опасность заключается в том, что тебя могут схватить. А я только удвоила эту опасность.

– Нет. – Он поцеловал ее в макушку, сожалея, что из-за маски не может коснуться ее волос.

– В понедельник он обошел все дома, – сказала Марджед, – и даже заглянул в Тайгуин.

– Он?

Они благополучно миновали мост, и всадник направил лошадь вверх по холму.

– Граф Уиверн, – пояснила она. – У него хватило наглости помочь мне убирать камни с поля. А затем он принялся расспрашивать меня, угрожать и намекнул, что я окажу услугу своим односельчанам, если донесу на них.

– Это было не очень любезно с его стороны, – сказал он.

– Мне бы следовало проявить холодное высокомерие, – продолжила Марджед, – но я пришла в бешенство. Дала ему пощечину и потом не жалела об этом. И теперь не жалею.

– Зато он, наверное, пожалел, что так поступил.

– Он просто смотрел на меня своими холодными глазами, – сказала Марджед. – Он так изменился. Когда-то его переполняла… какое бы слово подобрать? Страсть к жизни.

– Тебе он раньше нравился?

– Я любила его, – ответила она. – Он был чудесным ребенком. Они с матерью жили в ужасной нищете, но его дух все равно не был сломлен. Это был обаятельный, энергичный, смелый мальчик… чего в нем только не было. Он любил петь, у него был очень милый низкий голосок. Божественные ноты выводил этот оборванный, непоседливый забияка. – Она невесело усмехнулась. – Когда-то я любила его. Мне даже трудно поверить, что это тот же самый человек. Не хотела бы я, чтобы ты попал к нему в руки. Он жесток и беспощаден. Милости от такого не дождешься. Мне не нравится, что ты едешь по его земле.

– Я буду осторожен.

Они уже почти достигли вершины холма между фермой Ниниана Вильямса и Тайгуином. Слова давались ему нелегко. Горло скована боль, потому что Марджед отзывалась о Герейнте Пендерине, мальчишке, с огромной нежностью и печалью.

Он

не заговорил, пока они не оказались у ворот ее фермы. Опустив Марджед на землю, он поцеловал ее.

– Марджед, ты тоже должна быть осторожной, – сказал он. – Я бы предпочел, чтобы ты больше не принимала участия в походах.

– Вот как? – Она потупилась. – Наверное, мне не следовало оглядываться сегодня, да? Ты вовсе не собирался проводить со мной ночь, да? Прости, но я пошла со всеми вовсе не для этого. Я пошла, потому что должна была. И снова пойду по той же причине. А к тебе я даже близко не подойду. Я вовсе не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным только потому, что мы переспали.

– Марджед. – Он привлек ее к себе. – После сегодняшней ночи, возможно, в тебе зародится новая жизнь. Ты подумала об этом?

– Как ни странно, нет, – призналась она. – За пять лет замужества я ни разу не понесла. Мне всегда казалось, что я не способна на это.

– Если окажется, что ты ждешь ребенка, я не оставлю тебя жить в позоре. Ты должна будешь мне все рассказать. Попытайся связаться со мной и, если не получится, обратись к Аледу Рослину. Но такая ситуация только все осложнит, Марджед. Ты не будешь счастлива.

Он отчаянно цеплялся за благоразумие. И пытался заставить ее быть благоразумной. Она внезапно посмотрела ему в глаза и радостно улыбнулась.

– Я считала, что мужчины, получив удовольствие, не думают о последствиях, не чувствуют ответственности, – сказала она. – У тебя доброе сердце, Ребекка. Иди же. Ты должен идти. И будь осторожен.

Он наклонился, чтобы снова ее поцеловать, но она уже отвернулась и открывала калитку. Юркнув на двор, она закрыла калитку и еще раз улыбнулась ему.

– Спокойной ночи, Марджед, – сказал он.

– Спокойной ночи. – Улыбка у нее была ослепительной. – Любовь моя, – добавила она и быстро побежала к дому.

– Спокойной ночи, любовь моя, – прошептал он одними губами, не осмелившись произнести эти слова вслух.

Прибывшие констебли остановились в Тегфане, четверо из них разместились в крыле для слуг. Жители Глиндери видели, как они разгуливали в парке в компании с графом Уиверном и о чем-то с ним серьезно беседовали. И как сообщила братьям Глинис Оуэн, констебли отобедали с хозяином.

Они побывали почти в каждом деревенском доме и почти на каждой ферме, задавали вопросы, требовали от каждого мужчины отчета о том, где он находился в ночь, когда были разрушены две заставы. Обещали не тронуть никого из тех, кто признается, что тоже был там, но готов выдать имена Ребекки и некоторых ее «дочерей». Но никто, разумеется, не оказал им никакой помощи. Мужчины все как один заявили, что были дома, в постели, как и полагается ночью, а их жены готовы были присягнуть, что это так.

Обо всем этом Марджед узнала от Сирис, которая зашла в Тайгуин два дня спустя после похода. Констебли сюда не заглядывали, предварительно выяснив, что на ферме нет мужчин. Сирис была бледна, дрожала и куталась в шаль, хотя на дворе потеплело. Марджед отвела ее в пустой хлев.