Настоящие, или У страсти на поводу
Шрифт:
— Поздно.
В крытой карете уже ждала тётя Полин, именно она, заменившая мать, должна была передать меня мужу.
Увидев моё лицо, лишенное ритуального рисунка, она уже было открыла рот, чтобы возразить, но промолчала.
Путь до храма занял от силы минут десять-пятнадцать.
Еще пять минут, и я в сопровождении древнего старца вошла внутрь в подземелье, располагающееся прямо под храмом. Тёмные коридоры, освещенные лишь тусклыми факелами, шуршание гравия под ногами и волнение, от которого заходилось сердце, грозя выпрыгнуть из груди.
Мы
— Не бойся, дитя, входи навстречу своей судьбе.
Сняв туфельки и сбросив на пол плащ, я сделала первый шаг в мир Богов. Здесь согласно их великой воли всегда царило вечное лето, было тепло и влажно. Мягкий зелёный мох под ногами приятно щекотал стопы, ароматно пахли цветы самых редких видов, звонко журчал прозрачный ручеек, берущий своё начало в корнях могучего дерева с густой кроной, которая тянулась до самого потолка.
Было темно, лишь голубой карбунук и крохотные светлячки освещали пещеру, играя и отражаясь в прозрачных водах.
Еще пара шагов и дорожка закончилась, переходя в неглубокий ручеек с ровной и гладкой галькой. Вокруг моих ног плавали разноцветные рыбки, которые совершенно не боялись и то и дело касались ног, щекотали стопы.
Я шла вперёд, волоча намокший подол платья, смотря только перед собой и зная, что Леонард идёт мне навстречу по такому же ручью. Как тяжело мне давался каждый шаг, я чувствовала на себе чужие взгляды. Боги, статуи которых располагались по разные стороны пещеры, наблюдали за мной.
Суровый отец с огромной секирой, нежная Мать с распущенными волосами и длинной жемчужной нитью на груди, хитрый Сын — плут и насмешник, вершитель судеб и наше проклятье.
Леонард шел мне навстречу и наши пути соединились, как и ручейки, направляющие нас. На нём тоже была ритуальная одежда: не по размерам широкая и свободная белая рубашка, подпоясанная ремнём, тёмные штаны и растрёпанные волосы.
Его взгляд я тоже чувствовала, но глаз не поднимала, молча подавая ему руку.
Так не говоря ни слова, держась за руки, мы подошли к огромному дереву, в подножье которого стоял алтарь из серого камня с белыми крапинками и черно-зелёными прожилками, украшенный выбитыми письменами. На нём стояла золотая чаша с водой, круглый ароматный каравай и белоснежная лента, именно от неё я не могла отвести взгляда.
Дерево, под которым мы стояли, тоже было необычным. Два тонких ствола переплетались между собой, как тела влюблённых, а между ними был один единственный совсем небольшой просвет. Именно через него, с помощью зеркал на наши руки должен был упасть первый лучик рассветного солнца.
— Айола Элис Белфор и Леонард Маркус Торнтон, — произнёс жрец в алой тунике. — Два создания света, два отрока, решившиеся на самый важный шаг в жизни. Шаг в будущее. Светлое и общее.
Старец поднял руки над головой и стал нараспев читать молитву на древнем языке, которая эхом проносилась по пещере.
Леонард осторожно сжал мою ладошку,
«Неужели Боги тут? Но почему? Это рядовой брак, в котором нет ни капли любви, лишь голый расчёт и ничего больше. Благословение мы никак не могли получить…»
— Успокойся, — шепнул почти муж, заметив моё замешательство.
Кивнула и попыталась сосредоточиться на словах жреца, венчающего нас.
— Уже скоро рассвет, — произнёс старец, опуская руки и осматривая нас нечеловеческим взглядом ярко-голубых глаз. — Рассвет вашей новой жизни, дети мои.
Лео сильнее сжал мою руку и потянул к алтарю, надо было подойти ближе, подставить наши запястья, чтобы их соединили навек, но я не могла.
Голова гудела от насмешливого голоса Сына.
«Уверена, что готова?…»
«Сделай шаг, девочка», — шептала Мать.
«Доверься ему», — требовал Отец.
Не может этого быть… не может.
— Айола? — подал голос Леонард, и я растерянно огляделась, прижимая другую руку к груди.
Как же так? Может игра расшалившегося воображения?
— Айола? — уже требовательнее позвал меня жених и я впервые взглянула на него.
— Что-то не так, дитя? — встревожился жрец.
Взгляд Торнтона завораживал, притягивал и тревожил и без того испуганное сердечко.
— Нет, — я мотнула головой и сделала последний шаг, позволяя связать руки.
— Будь опорой мужу своему, — произнёс старец, касаясь моего лба большим пальцем. — Сохрани очаг в тепле, подари детей крепких и сильных. — Затем повернулся к Леонарду. — Будь силой, защитой и стеной для жены и детей своих. Оберегай от всех напастей. И храните верность друг другу, дети. В этом ваша сила и мощь. Вас и ваших потомков.
— Да, Великие, — одновременно произнесли мы, зная, что устами жреца с нами сейчас говорят Боги.
— Разделите эту пищу между собой, как разделите жизнь свою. Чтобы она была полной чашей и сытным достатком.
Старец взял в руки кубок и первым протянул его Леонарду — как мужчине и главе нашего дома.
— Пей, сын мой.
Затем подал мне.
— А теперь ты, дочь моя.
Это была вода, но какой сладкой она мне сейчас показалась. Словно и не вода вовсе, а сладкий нектар.
— Теперь хлеб. Кормите друг друга, дети.
Мы в точности выполнили его распоряжения. Каравай был вкусным, тесто буквально таяло во рту, не вызывая жажды, как бывает с обычным хлебом.
— Помните о своих клятвах. Помните о том, кто вы друг для друга, — с улыбкой произнёс жрец, оглядывая нас. — Да свершится магия Богов!
Тонкий, совсем слабенький оранжевый лучик упал на наши соединенные запястья, полыхнул красным огоньком, заставляя задержать дыхание, и засиял ещё ярче и еще. Мне казалось, еще немного, и я просто ослепну от этой красоты. Солнечный луч не может быть таким ярким. Но он горел, окружая наши руки волшебным светом.