Настоящие, или У страсти на поводу
Шрифт:
— Что-то случилось? — откладывая в сторону книгу, спросила у них, чувствуя, как замерло в тревоге сердце.
— Мы хотим вам кое-что показать, — сообщила экономка.
— Мы узнали, что вы скоро собираетесь уехать в свой особняк, — продолжил повар.
— Не так скоро, работы по ремонту ещё ведутся, — пояснила я.
И мастера, которого нанял Леонард, еще не видела. Так много нужно сделать.
— В любом случае, мы должны вам это отдать.
— Отдать что? — еще больше удивилась я.
— Идёмте.
На чердаке
Я шла за Франком, с интересом оглядываясь и обхватывая плечи руками.
— Еще немного, миледи.
— Почти пришли, — подтвердила госпожа Кроуст.
Они завели меня в самый дальний угол, туда, куда почти не попадал свет, я быстро создала огонёк, что повис над полом, тускло освещая всё вокруг.
— Вот, — торжественно сообщила женщина, наблюдая, как Франк достаёт из плотной портьеры небольшой деревянный сундучок.
— И что там? — совсем не аристократически почесав нос, который щекотало от пыли, спросила я, не решаясь подойти поближе.
Всё это было слишком странным и непонятным.
— А вы поглядите, — с улыбкой ответила женщина.
Они так на меня смотрели странно, что я почувствовала себя еще более неловко.
— Хорошо.
Платье и так запылилось, так что я просто присела на колени перед сундучком, осторожно открыла крышку и заглянула туда.
— Что это? — вновь прошептала едва слышно, не решаясь коснуться хранящихся там сокровищ.
— Игрушки, — ответил Франк.
Да, я видела, что это игрушки и, судя по всему, для мальчика. Небольшая деревянная сабля с крохотными трещинами и царапинами. Её явно не жалели, когда играли в рыцаря. А вот кстати и сам рыцарь, в доспехах. Краска уже стёрлась, но он всё еще был целым и довольно симпатичным.
Я доставала одну игрушку за другой, проводила по ней пальцами, изучала и не могла не улыбаться.
Деревянный крылатый змей, мастерски выполненный: с каждой прорезанной чешуйкой, которые до сих пор не утратили яркого зелёного цвета; с искусно вырезанными перьями, которые выглядели как живые; оскаленной злобной пастью, полной зубов.
Верная лошадка для героя, состоящая из небольшой палки и морды коня. Остальное должно было дорисовать богатое воображение ребёнка.
Лодка с шелковыми парусами ярко-красного цвета, на белой корме которой корявыми черными буквами кем-то было выведено название: «Быстрый».
Звериный клык на верёвочке, который, наверняка, был охотничьим трофеем и бережно хранился маленьким хозяином.
— Это игрушки моего мужа? — спросила я, осторожно складывая всё назад.
— Да. Это игрушки лорда Леонарда, — подтвердила экономка.
Всё это время они стояли надо мной, наблюдая
Франк добавил едва слышно, со скрытым гневом и болью в голосе:
— Были ими до достижения милордом пяти лет.
— Что же случилось потом? — я вновь принялась рассматривать рыцаря, поднимала и опускала забрало его шлема, изучала нарисованное лицо.
— А потом воспитанием сына занялся лорд Торнтон. Игрушки были отобраны. Лорд велел нам уничтожить их, но мы не решились, — тихо ответила госпожа Кроуст. — Спрятали только. Думали, может пройдет время, отец успокоится, и мы вручим их назад молодому наследнику. Да куда там.
— Его просто лишили детства. В один день. Отняли игрушки, запретили гулять и играть. Началась одна сплошная муштра и обучение. За любое неповиновение лорд лично высекал мальчика розгами и запирал в подвале, — продолжил мужчина.
— Лорд Леонард так отчаянно сопротивлялся. Первые полгода. Весь синий ходил от побоев, похудел так, что одни косточки остались. Лорд Торнтон запрещал его кормить за непослушание, держа на хлебе и воде.
— Но как же его жена? — сглотнув, подступивший ком, спросила я. — Как она могла допустить такое издевательство над собственным ребёнком?
— Ей было всё равно, да и занята была миледи, ребёнка ждала. Целыми днями лежала в постели и тяжело вздыхала. Только о себе и думала.
— А мальчик остался один на один с извергом и садистом, — горестно покачал головой Франк. — Если бы его видели тогда, леди Айола. Такой солнечный ребёнок был, улыбался, играл. А как смеялся… Ничего не осталось.
— Осталось, — поправила его экономка и осторожно коснулась руки мужчины. — Простите нас, но мы до сих пор с болью вспоминаем те годы, а сделать ничего было нельзя. Лорд Торнтон так решил. За любое неповиновение и помощь лорду Леонарду, даже кусочек хлеба, выгоняли, лишали рекомендаций. И мы молчали. Смотрели и молчали. Но не вышло вытравить из мальчика человеческое, не вышло.
Я с трудом заставила себя положить рыцаря в сундук. Меня буквально трясло от боли и ужаса. Перед глазами возник хорошенький русоволосый мальчишка, которого предал весь мир и родители.
Хриплый вздох и мокрые щеки. Я и не заметила, как слёзы потекли из глаз.
— Лорд Леонард хороший и человеческое ему не чуждо, — согласился Франк. — Как бы его отец ни старался, чувства живы.
— Когда леди Селине исполнилось пять, лорд Торнтон тоже решил провести с ней ту же программу обучения, — неожиданно заявила женщина и я едва смогла сдержать крик.
— Селина?
Весёлая, обаятельная, с лучистыми синими глазами.
— Он как узнал, что отец задумал сотворить такое с девочкой, как с цепи сорвался, — подтвердил повар. — Всегда такой строгий, серьёзный, не улыбался никогда. А тут вдруг начал дерзить, ругаться, не слушаться.