Наступление бури
Шрифт:
Мне явилось кошмарное видение того, как руки Дэвида разжимаются, Хранитель выскальзывает и падает навстречу своей смерти.
Только на сей раз, отчаянно вопя и размахивая руками, падала я. Уже переваливалась через край площадки на вершине горы, под которой бушевали стремительные потоки.
Дэвид обхватил меня за талию и удержал.
— Не допусти, чтобы я повредил тебе, — прошептал он, и голос его дрожал от напряжения. — Останови меня. Пожалуйста, Джо, ты должна меня остановить. Я не могу сделать это сам.
Я взглянула
— Пожалуйста! — прошептал он, касаясь губами моей кожи, и голос его был полон отчаяния. — Пожалуйста, Джо, отпусти меня.
— Не могу, — омертвело ответила я.
— Отпусти меня или дай мне то, что мне требуется! Я не могу — не могу…
Он взвился, с воем превратившись в черный маслянистый туман, развеялся и исчез.
Я упала ничком: белая газовая накидка вилась надо мной на безжалостном, завывающем ветру, и зарыдала в голос, и рыдала, пока не проснулась.
Моя сестра была дома. Я слышала, как она расхаживала по гостиной, радостно напевая какую-то веселую мелодию. Возможно, что-то из классики: Сара всегда была образованнее меня. Еще в детстве она усердствовала на уроках игры на фортепиано, с которых я упорно сбегала на бейсбол. Голоса Имона слышно не было. Сообразив, что так и сжимаю в обеих руках бутылку Дэвида, я убрала ее в выдвижной ящик тумбочки.
— Ты обещала, — прозвучал тихий голос в моем сознании.
Да. Но я еще не была готова.
Задвинув ящик, я проскользнула в ванную и, взглянув на себя в зеркало при ярком, ровном голливудском свете, содрогнулась. Вид был дерьмовый, глаза опухли, волосы спутались. Схватив расческу, я принялась распутывать узлы, пока не привела их в относительный порядок, а вот с глазами ничего особенного делать не стала, не считая, конечно, нескольких капель визина. Натянув короткий топик и обтягивающие, низко сидящие джинсы, я босиком вышла навстречу остальному своему маленькому мирку. Который, на удивление, оказался в превосходном порядке.
Сара на кухне занималась готовкой. На кухонном столе были разложены свежие сочные овощи, которые она чистила с помощью огромного сверкающего ножа. Позади нее булькало на сковородке масло. Подняв взгляд и увидев меня, она застыла, потом изобразила улыбку и продолжила свое занятие.
— Привет, — сказала я, усевшись на кухонный стол.
— Самой тебе привет.
Периферийным зрением я уловила какое-то движение, а потом передо мной появился бокал вина. Белого вина, высеребрившего бокал холодом.
— Это поможет?
— В каком смысле?
Я пригубила вино. Хорошее: легкое, с насыщенным фруктовым букетом и сильным послевкусием.
— В смысле твоих проблем.
Я вздохнула.
— Мои проблемы тянут не на чудесное «Пино Гриджо», а на дрянное виски из бумажного пакета.
— О!
Она снова вернулась к овощам.
— Слушай, ты на весь день выпала
— Он на гастролях.
— Какая жалость.
Она пожала плечами и продолжила заниматься едой.
— Ладно, тут еще дел полно. Я готовлю цыпленка «примавера». Надеюсь, тебе нравится.
Не имея на сей счет мнения, я предпочла отмолчаться и, потягивая вино, уставилась на двери патио. Океан набегал на берег со стороны горизонта, и снаружи царили дивные сумерки. Мы не были обращены к закату, однако воздух был пронизан легким оранжевым свечением, колеблющимся в такт движению волн. Небо приобрело насыщенный, глубокий темно-синий цвет, тяготеющий к черноте.
Хоть мне и удалось некоторое время поспать, ощущение было такое, будто я не отдыхала уже несколько дней. Все казалось острым, ломким и вообще неправильным.
Сара тем временем ссыпала старательно нарезанные овощи с разделочной доски в кастрюлю, и, отвлекшись от них, проверила стоявшую в духовке латку, от которой, стоило ей приподнять крышку, распространился сногсшибательный аромат курицы, обильно приправленной травами. Кстати, курица курицей, но и латки этой я среди своей кухонной утвари не припоминала, она выглядела совсем новой. Как, впрочем, и набор сверкающих ножей, который подошел бы шеф-повару. Я попыталась вспомнить, забрала ли у нее свою кредитную карту, но так и не вспомнила. Впрочем, если это меня и беспокоило, то явно не в первую очередь, словно что-то имеющее отношение к другому миру.
Свои манипуляции Сара сопровождала болтовней о соседях, с которыми, как я поняла, разговорилась нынче утром. Суть ее рассказа до меня не больно-то доходила, но это не имело значения: Сара возбужденно тарахтела, что всегда в ее случае было признаком желания переключиться и не думать о чем-то по-настоящему важном. Мне это было памятно еще по средней школе, она вела себя подобным образом всякий раз, когда ей предстояло свидание с Настоящим Крутым Парнем. Прошли годы, а ничего не изменилась — она так же волновалась из-за Имона.
— …ты не думаешь? — заключила сестрица, пытаясь слить отвар из-под цыпленка. Не в раковину, отметила я, а в кастрюлю: пригодится, чтобы сварить в нем макароны.
— Конечно, — заявила я, понятия не имея, в чем заключается вопрос, но она при этих словах счастливо просияла.
— Вот и я тоже. Эй, помоги-ка мне, а? — попросила она, возясь с латкой. Я встала, взяла прихватку (тоже, кстати, новую) и, ухватившись за боковую ручку, помогла ей наклонить на весу латку. Она одарила меня улыбкой, тут же исчезнувшей, когда я не улыбнулась в ответ: остаток бульона мы слили в молчании. После этого она выудила курицу, вернула бульон в латку, засыпала в него макароны и снова поставила на огонь. А проваренная в травах курица вместе с овощами отправилась на сковородку, где булькало масло.