Natura bestiarum.

Попова Надежда Александровна

— Простите, — с усилием произнес Хагнер, отступив. — Я не хотел…

— Я предупреждал, — наставительно сказал охотник, все так же не убирая ладони с рукояти. — Я об этом предупреждал. Он не подвластен сам себе.

— Брось, Ян, — поморщился Курт, — не гони волну. Я облил помоями его матушку — как бы ты себя повел на его месте?.. Ничего, Макс, это было ожидаемо: я доводил тебя намеренно. Однако, невзирая на то, что сейчас я сказал Яну, кое в чем он прав. Да, думаю, и он сам засветил бы в физиономию тому, кто сказал бы несколько ласковых слов о его матери, сестре, если б таковая была, или брате; однако

разница в том, что он сделал бы это вполне сознательно. Ты же не хотел— но сделал. Просто поддался эмоции. Поддался озлоблению; и — потерял голову. Я таки разбудил в тебе зверя.

— До сих пор такого не случалось, — тихо выговорил Хагнер, и он пожал плечами:

— До сих пор и поводов таких не было… А теперь, когда пар ты выпустил, выслушай меня снова. Изменить мы уже ничего не сможем.

— Почему вы так уверены?

— Подумай спокойно, и ты сам поймешь, что я прав, Макс. Ее больше нет, остается только смириться с этим.

— Смириться? Ну уж нет. Пусть только он окажется рядом, пусть только…

— Злость, Макс, — напомнил Курт. — Следи за ней. Это говорил и мне мой инструктор, когда бросал меня мордой в пыль, и еще немало кто немалому количеству народу, однако для тебя это имеет куда большее значение. Ян прав и в еще одном: твой зверь будет требовать крови, и не раз, и чем ты будешь старше, тем больше. Такова твоя сущность, вот только с этим как раз смиряться не стоит. Бери его под контроль уже сейчас, иначе после будет трудно.

— Будешь лелеять мысль о том, как перегрызешь ему глотку, — добавил Ван Аллен, — и единственное, чего добьешься — растравишь аппетиты этого зверя.

— Посмотрел бы я на вас, если б ваша мать…

— Моя мать, — оборвал его охотник, — была убита стригами. Мой отец в этот день каждый год напивается до синих чертей, а я бешусь оттого, что я был слишком мал и не помню их лиц. Думаю о том, что однажды могу встретить кого-то из них — к примеру, вот так же в трактире. Он пройдет мимо, заденет меня локтем, скажет «извини, парень», и я отвечу «бывает». Мы дружески друг другу улыбнемся и разойдемся в разные стороны. И поверь, легче мне от этих мыслей не становится.

— И что же я должен сделать? Похлопать его по плечу и сказать, что не держу зла?

— Это дело дальнее, — осадил его Курт. — Неотомщенной она не останется, но для этого надо хотя бы выжить самому, а ее выходка сделала эту задачу куда как более сложной. Эти люди, что собрались внизу, тоже не могут не задаться вопросом, почему женщина в своем уме добровольно покинула безопасные стены и отправилась к зверю в пасть.

— Они, конечно, не великого ума, — вздохнул Ван Аллен, — однако же не полные болваны. Убедительно соврать не выйдет — просто нечего измыслить, никакое объяснение не будет звучать веско. Боюсь, придется сказать правду. Разве что удастся не упомянуть об их сходстве…

— Догадаются. «Ведьмина кровь» — сколькие во времена оны были сожжены лишь за это, для скольких обвинением был лишь один факт — осужденная за ведьмовство мать? Если отец оборотень, то и сын тоже, уж здесь логика проста. А если они, заподозрив, пожелают проверить свои догадки с наступлением ночи, кто им запретит и по какой причине?.. Уж говорить — так говорить всё.

— Вы хотите рассказать им обо мне? — уточнил Хагнер сумрачно. —

И надеетесь при этом сохранить мне жизнь? Или это уже не входит в ваши планы?

— Пытаешься острить? — серьезно спросил Курт. — Выходит скверно. Если за этой довольно посредственной шуткой таится реальное опасение, и ты полагаешь, что я брошу тебя на растерзание при малейшей опасности, скажи это в открытую. Впрочем, ни к чему; ты уже сказал.

— И что вы ответите?

— Что я и Бруно — два единственных человека подле тебя, в ком ты можешь быть уверен так же, как в себе самом. Или даже больше, учитывая некоторые особенности твоего положения. А вот о тебе, — обратясь к охотнику, заметил он, — я не знаю, что думать. Ты прав: сейчас придется спуститься вниз и рассказать всем, что здесь происходит — причем, рассказать всё. В свете этого я должен знать: ты со мной?

— Это уже не просто сохранение тайны, — не сразу ответил тот, глядя на Хагнера придирчиво. — Это уже прямое противостояние. Вполне возможная вероятность ввязаться в драку, чтобы защитить этого щенка.

— Наверняка.

— А ведь они, в отличие от меня, церемониться не станут; эти, если дойдет до крайностей, бить будут на поражение…

— Будут, — согласился Курт, и тот кивнул:

— К черту. Я с тобой. Но смотри, парень, — жестко выговорил охотник, приподняв к лицу Хагнера сжатый кулак, — если выяснится, что ты того не стоил — найду, даже в инквизиторских застенках; найду и сердце вырву.

— Идем, — поторопил Курт, когда тот лишь молча поджал губы. — Не думаю, что мой помощник сможет долго держать оборону.

— Не говори ни слова, — предупредил Ван Аллен, подтолкнув Хагнера к двери. — Даже не думай ляпнуть хоть что-то — сам видишь, добром это не кончается. Держи язык за зубами, а зубы…

— Я понял, — отозвался тот коротко.

Курт лишь молча отстранил его с пути, подвинув назад, и в коридор вышел первым. Уже здесь слышны были голоса, встревоженные и громкие, доносящиеся из трапезного зала, однако галдеж смолк, когда их троица появилась на последних ступенях лестницы.

— Ну, вот и вы, наконец, — нетерпеливо отметил фон Зайденберг. — От вашего помощника толку немного; что происходит, майстер инквизитор?

— Бруно, — не ответив, окликнул он, и помощник, поднявшись со своего места напротив понурившегося торговца, подошел ближе. — Сядь, — приказал он Хагнеру, развернув его к столу позади себя.

Ван Аллен остался стоять, где был, между противоположным столом и лестницей; Курт с усилием, все так же молча, выдвинул скамью из-за соседнего стола и уселся на столешницу перед Хагнером, поставив на край скамьи ногу. Теперь пройти к парню было нельзя, не прыгая при этом через мебель или живых охранителей, однако Курт от души надеялся, что удастся обойтись словами. Вот только какими?..

— Что — тут — происходит? — повторил рыцарь с расстановкой. — Вам что-то известно, майстер инквизитор, вы мне не показались удивленным при виде пустой комнаты. Ваш помощник тоже знает что-то и отмалчивается довольно неуклюже. Надеюсь, сейчас вы намерены объяснить нам, в чем дело.

— Намерен, — согласился он, обводя взглядом собравшихся и видя ожидающие взоры. — С одним условием. Сперва говорю я, вы молча слушаете. Все вопросы, претензии, бунты — после. Это — понятно?