НаТюРмОрТ
Шрифт:
Он вошел в светлую кухню. Свет резал глаза.
– Я открыл шторы, - объяснил Джеймс, сидящий за широким вишневым столом.
– Очень уж темно. Когда... он был жив... у нас везде всегда было светло. Отец постоянно повторял, что нельзя жить как в темнице.
Гарри промолчал.
– Тебе, должно быть, страшно интересно все это, - сказал Джеймс.
– Ты был здесь когда-нибудь?
– Нет, - Гарри покачал головой. В голове зашевелилось какое-то воспоминание.
– А это долина Годрика?
– Да.
– Тогда... я помню кое-что...
– он сглотнул, поняв, что, пожалуй, сказал лишнего. Джеймсу и так было невесело. Он отвернулся к окну и тихо сказал:
– Мой прадед сам строил этот дом. Его портрет висит у нас в прихожей. Затем дом передался по наследству моему деду, отцу... Выходит, потом и мне... да... пожалуй, я куплю матери отдельную квартиру.
Гарри не решился сказать ему, что, когда Лили и Джеймс станут жить вместе, матери Джеймса уже не будет в живых. Впрочем, - успокоил он себя, - и это может измениться.
– Как мы будем без него жить?
– тихо спросил Джеймс сам у себя, все еще глядя в окно. Гарри сел за стол напротив него. Джеймс повернулся к нему лицом.
– Как ты пережил нашу смерть?
– Мне же тогда был еще год. И я ее не помнил. Только яркую зеленую вспышку. А люди, у которых я жил, до одиннадцати лет упорно вдалбливали мне в голову, что вы погибли в автокатастрофе. Они вас вообще не очень жаловали, - признался он.
– Кстати, а где ты жил?
– спросил Джеймс. До него только сейчас дошло, что он ни разу не удосужился спросить это у Гарри.
– У сестры Лили, Петунии, и ее мужа. Они маглы до мозга костей. Тетя Петуния ненавидела тебя особо. Она считала, что именно ты испортил Лили.
– Испортил?
– переспросил Джеймс. Казалось, он искал любую тему для разговора, лишь бы не думать об отце.
– Ну да. Для них слово «волшебник» - ругательное, - досадливо ответил Гарри.
– А-а-а... Несладко же тебе пришлось, должно быть.
Гарри промолчал.
– Это младшая сестра мамы, - сказал Джеймс вдруг.
– Та женщина, которая нам открыла. Ее зовут Миранда. Она всегда готова помочь. Не знаю, что бы я делал с мамой, если бы не она...
– А как ты объяснишь ей, что здесь делаю я?
– Уверяю тебя, здесь никто и не спросит, - махнул рукой Джеймс.
– Боюсь, им не до того.
* * *
– Мама?
– тихо сказал Джеймс, приоткрыв комнату.
Она лежала на кровати, закрыв лицо подушкой. Плечи ее тряслись. Миранда молча стояла у окна.
– Мам...
– Джеймс...
– мать подняла голову. У нее были опухшие от слез красные глаза и дрожащие губы.
– Мерлин, тебе-то за что?..
– Мам, - Джеймс подошел и сел на кровать.
– Все будет хорошо. Ты мне веришь?
Он и сам в это не верил, но почему-то убеждал ее.
– Все будет хорошо. Мы будем жить как прежде, - соврал он.
– Или почти как прежде. Ему бы не понравилось... что
– не сделаешь. Ты бессилен...
– Какая разница... его все равно больше нет, - выдохнула мать. Джеймс устало посмотрел на тетю.
– Иди к себе, - тихо сказала та.
Джеймс вышел из комнаты и, закрывая дверь, услышал взволнованный голос матери:
– Миранда, мы ведь ругались перед тем, как он ушел... я накричала на него, а он сказал, что мы поговорим, как он вернется, что не хочет слышать моих вечных скандалов, и что сегодня ему предстоит серьезный разговор по какому-то делу с Бенджи Фенвиком, а я вывела его из себя. Он и запомнил меня... как скандалистку... как я жить буду, зная, что последним, что он успел мне сказать... были слова: «Ты невыносима»?
– Успокойся, дорогая. Все будет хорошо. Мы переживем это.
«Не переживем, - горько подумал Джеймс и вышел во двор.
– Мы не переживем».
* * *
Утром прилетело множество людей. Сидя наверху в комнате Джеймса, Гарри слышал, как и камина в гостиной постоянно выходят люди. Их встречали Джеймс и Миранда. Мать Джеймса уговорили спуститься вниз, и она молча сидела в гостиной, слушая утешения прибывших родственников. Она больше не плакало, и это немного успокоило Джеймса, решившего, что она начинает приходить в себя. Гарри знал, что она не успокоилась, а просто впала в апатию. Несколько лет назад после смерти Сириуса у него тоже не осталось сил думать. Он некоторое время пластом лежал на кровати, закрыв глаза. Или слушал шум с улицы. Впрочем, Гарри уже почти не помнил те времена. Память услужлива - она часто просто выбрасывает из сознания наши самые трудные переживания.
Гроб привезли на рассвете. Он был закрыт и плотно забит на все гвозди. Это значило только одно - тело было изуродовано. Должно быть, Пожиратели неплохо постарались.
...Какой-то мужчина в плаще, стоящий у гроба, рассказывал, как когда-то очень давно дед Гарри спас ему жизнь, как он был хорош, умен и благочестив. Мать Джеймса сидела на стуле и смотрела в одну точку, будто бы не слышала ни единого слова из всего того, что говорили о ее муже. Потом вышла женщина, двоюродная сестра погибшего, потом еще какие-то люди... Гарри почти ничего не видел. Джеймс молча сидел рядом с ним и смотрел в землю.
Было много цветов. Им завалили весь гроб. Отовсюду слышались всхлипы, какая-то старушка горестно рыдала на плече у какой-то девушки.
А снега почти не было. Гарри долго смотрел на розы, раскиданные по ступеням, которые никто и не думал убирать. Джеймс вздохнул и тихо сказал сквозь зубы:
– Зачем все это? Он не был таким, как о нем сейчас говорят. Почему бы честно не признаться, что он был вспыльчив, иногда агрессивен, мало внимания уделял семье, да и вообще... мы же любили его и таким. Зачем все это?