Научи меня любить
Шрифт:
— Ну что ж, раз надо, значит напарим. Не испугаешься, Алексей? — Сашка глянул на сына, жмущегося к матери. То ли дичился он отца, то ли понимал, что разлука с матерью будет долгой.
— Не испугаюсь. А дядь Андрей с нами пойдет?
— Пойдет, конечно, — погладила сына по вихрастой голове мать. — Он точно пойдёт, весь навозом пропах.
— Не, мы его тогда не возьмем. Тогда только с папкой будем париться.
Сашка засмеялся легко, от души. Грело такое простое слово "папка", делало его настолько счастливым, что он даже
Вера собрала на стол, накормила сына и гостей. За обедом обговорили, как дальше быть. Сашка подтвердил, что сына заберет к себе. Заодно они с Лешиком смогут сдать анализы на родство, чтобы быстрее оформить отцовство. Уезжать решено было через день, чтобы успеть собраться. А Вере ложиться в районную больницу к концу рабочей недели. Там обследование, анализы и подготовка к операции. Собственно, ей больше придется находиться там в ожидании, когда столичная клиника сможет принять пациентку на операцию.
— Вы сможете Лешика ко мне в больницу еще раз привезти, Саш?
— Мы приедем, конечно. Да, Алешка? Маму навестить обязательно нужно.
— Приедем, мам, — уверенно и деловито, совсем как взрослый, подтвердил Лешка, одновременно уплетая за обе щеки наваристый борщ.
Потом была прогулка к Шумихе, разведка места для охоты на щучек, жаркая баня со свежим молоденьким березовым веничком и дружное чаепитие с ватрушками и душистым липовым медом.
Лешка обвыкся, льнул по очереди то к отцу, то к матери. Вера тихо млела от радости, смотря на довольного сына. Казалось, что вот оно, то, чего так не хватало — каждому по маленькому кусочку счастья.
Тянуло душу лишь одно, Сашка очень скучал по своей маленькой Янке.
32
Яна прокрутилась всю ночь, то просыпаясь, то снова проваливаясь в глубокий лихорадочный сон. Знобило. Днем она старалась привести квартиру в порядок, в тысячный раз протирая до блеска поверхности и расставляя все по своим местам, ровно до миллиметра.
Порой ее саму бесила эта черта, но так легче было успокоиться. Ушел, ушел, ничего не сказал. Что это значит: " Меня не будет два дня"? Ведь сейчас он не на вахте, с работы навряд ли звонили ночью. Пьянка эта, так не похоже на Сашку, никогда не позволял себе таких выходок. И еще кольцо. Почему он его снял? И что он хотел этим сказать?
Позвонили насчёт работы, сказали, что детский сад откроют только через месяц, попросили приехать, написать заявление на отпуск без содержания. А к концу июня и срок договора окончится. Противиться? Ведь это, по сути своей, незаконно. Но где еще в этом захолустье Яна найдет работу? И что она, кроме того, что играть, смогла бы делать еще? И честно признавалась себе — ничего. Их в специализированной гимназии готовили совершенно к другой жизни. И то, что она сейчас умеет варить и вести хозяйство в их маленькой квартире, это уже подвиг. Ведь все, что от Яны требовали
Порой она так завидовала простым девчонкам, школьницам, что бежали в обед после уроков домой, звонко голосили во дворе, смеялись, катались на качелях, играли в классики. Да что говорить, Яна, в свои двадцать пять, до сих пор не умела кататься на простом велосипеде. Зато могла опрелелить по нескольким нотам, какому композитору принадлежит мелодия, разобрать любое симфоническое произведение на составляющие и тут же наиграть любую мелодию на слух. Но кому это нужно здесь, в простой обыденной жизни? И кому нужна она с такими умениями?
Вечер за книгой доконал ее окончательно, и она, незаметно для себя уснула.
Проснулась в очередной раз от ласковых Сашкиных прикосновений, протянула руку, но, ощутив холод соседней подушки, поняла, что это всего лишь сон.
Да к черту все! Нужно жить. Пусть так, сейчас больно и трудно дышать, но сдаваться нельзя. Яна, вновь, по привычке, продефилировала до ванной. Контрастный душ, массаж колючей мочалкой, массаж на лицо, легкий макияж, любимый спортивный костюм, а потом — на пробежку.
Уже завершая четвертый круг, Яна сбавила темп, а затем и вовсе пошла шагом. Идти домой не хотелось, хоть убей. Пусто там как-то. Присела на лавочку, достала телефон из рюкзака и бутылку с водой. Пропущенных нет. Так, теперь нужно осилить вот этот литр воды, потихоньку, маленькими глоточками.
— Простите, я не помешаю? Можно присесть?
— Что? Ах, да, пожалуйста, — Яна подвинулась, даже не посмотрев на собеседника, — здесь достаточно места, вы мне не помешаете.
— Вы ведь Янина Георгиевна? Учитель музыки?
Яна удивленно распахнула глаза и наконец повернулась к мужчине. Перед ней сидел мужичонка, тот, что из простых работяг, в потрепанном пиджаке, явно оставшемся со дня свадьбы, в затертых, но отглаженных брюках, совсем не в тон к верху. Сквозь толстые линзы очков он, прищуриваясь, пытался угадать настроение Яны. И это ее вдруг отрезвило, вернуло на землю.
— Извините, я после пробежки. Немного устала. Здравствуйте, да, это я. Мы, кажется, не знакомы.
— Здравствуйте, вы меня тоже простите. Петров. Константин Иванович. Но вы меня не знаете. У меня к вам просьба личная. Может быть вы сможете помочь?
— Не знаю, вы объясните для начала.
— У меня Маша, дочка моя, во второй класс пойдет. А мы из другого поселка сюда переехали жить. Работу нашел, квартиру снимаем, все как у людей, хорошо живем. А Машу там, в прошлой школе, учитель музыки тренировала. Ну, репитировали они. А сюда мы приехали, в музыкальной школе говорят, что мест нет. А дочь у меня дюже какая талантливая — и поет, и танцует. А мы с женой только диву даемся, в кого она такая? Не могли бы вы и дальше ей этот талант развивать?