Научи меня танцевать
Шрифт:
– Василиса.
– Ах, краса русская, - снова улыбнулась она, - и волосы загляденье, я хоть и слепая, но такую косищу не увидеть невозможно! А меня Марья Павловна, можешь баб Машей звать, да на «ты», так привычнее.
– Баб Маш, - задушевно начала я, - хочу сразу предупредить, что я не знаю, замешан ли твой внук или нет. Но точно знаю, что замешан один очень нехороший человек, с которым он то ли сидел, то ли водил дружбу.
– Да у него все дружки как один уголовники, - махнула она рукой.
– Однажды понаехали на трех машинах, мать его еще жива была, и как давай тут куролесить, хоть святых
Резво поднялась, разлила чай и поставила на стол угощения, которые я же и привезла. Подозреваю, других и не было.
А я ахнула и понеслась в машину, вспомнив, что на заднем сиденье еще осталась одна небольшая корзинка с Леночкиными пирогами, которую я, если честно, намеревалась отвезти домой и лопать в свое удовольствие, пока никто не видит.
Вернулась довольная и поставила корзинку на стол:
– Вот, чуть не забыла. Это мачеха моя сегодня пекла, за уши не оттащишь.
Баба Маша приложила руки к груди и заохала:
– Откуда ж ты такая, деточка? Да садись ты, садись уже, чай стынет, – и полезла за пирожком.
А я сделал глоток чая, прикрыв на мгновенье глаза и похвалила хозяйку.
– В общем, баб Маш, я в подозрениях, что Николай может быть причастен, и приехала. Случайно познакомилась с тобой вчера, а сегодня все думала, думала, а сюда так и тянет.
– И правильно, что приехала, правильно. Всегда лучше спросить, чем гадать. Так что случилось-то, не томи.
– Подругу у меня похитили, - немного отклонилась я от истины.
– Тип один, Колыпин фамилия, да ты не знаешь, наверное.
– Как же, не знаю, - ухмыльнулась баб Маша, уплетая пироги.
– Он раньше тут жил, прямо на этой улице, пока дом не спалил по пьяни. Вот с таких лет его знаю, - показала она полметра от пола, - как родители его сюда переехали и этого гаденыша привезли, – я затихла, боясь спугнуть удачу, а она продолжила: - Ему тогда года три было, вроде обычный ребенок, тихий, а как глянет – оторопь берет, - и поежилась.
– Я уж сейчас вспоминаю, думаю, может отца своего он и того… - и надолго замолчала, вспоминая.
– Чего того? – робко напомнила я о себе.
– Да было ему тогда лет десять, не больше, а с отцом его несчастье случилось, угодил под комбайн на сенокосе. Потом городские приезжали, разбирались и вроде слух ходил, что толкнул его кто, да так слухом и осталось, объявили несчастным случаем и дело с концом. Отец у него строгий был, у такого не забалуешь, подваливал ему, бывало, на всю деревню было слышно, как он голосит. А через год мать его вещички в охапку, да среди ночи с Ванькой трактористом укатила, до сих пор никто ничего о ней не слышал. Этого звереныша в детский дом забрали, а он там такое вытворять начал, что они заголосили, а потом и вовсе сбежал. Поди вздохнули с облегчением и возвращать, конечно, не стали. Всех кошек деревенских перевел, - с обидой добавила баб Маша.
– Мой Барсик такой умный был, ни одной мыши в доме не было, а потом только ловушками и спасались, заводить питомцев жутко было. И Кольку моего он на кривую дорожку
– Такой хороший мальчик рос, веселый, отзывчивый, грубого слова никогда не скажет. А как связался с этим отродьем, так и покатилась жизнь под откос.
– А что с его домом?
– Да выгорел дотла, одни головешки остались. Такой пожар был, всей деревней воду с колонки таскали, чтоб на соседние дома не перекинулся. Думали все по миру пойдем в ту ночь.
– И больше не строился?
– А на что ему было строиться, пацан шестнадцати лет? Участок и тот продал, там сейчас Красновы живут, они и купили. Дом построили, добротный такой, резной, муж у Светы плотник, золотые руки. Всей деревне помогает, мне вон летом забор чинил, а то бы обвалился уже. У нас тут в одиночку не сладко, уезжать стали потихоньку, кому есть куда податься. А мне некуда, да не к кому, - грустно улыбнулась она, - вот и коротаю время по соседям.
И тут меня прошиб холодный пот, руки задрожали, и я наконец-то поняла, что так привлекло мое подсознание еще в первый визит. Когда баб Маша потащила меня к себе, все мое внимание было приковано к ней, да к дому, в который мне совсем не хотелось идти, но краем глаза я уловила два заброшенных дома в конце улицы, с заколоченными окнами.
– Ну вот, рассказываю тебе все эти ужасы, прости дуру старую, - встрепенулась она, разглядев мою реакцию, - нормально у меня все, я б и сама не поехала куда в другое место, привыкла уже, а Колыпин как есть садюга, но все больше по живности, за убийства никогда не сажали, мы б узнали. Найдется твоя подруга, вот увидишь.
– Возможно даже раньше, чем ты думаешь, баб Маш, - улыбнулась я в ответ, - вспомни, пожалуйста, четыре дня назад, ночью, не было ли какого шума на улице в стороне домов заброшенных? Слух у тебя отменный.
– Это что у нас было, вторник? – прикинула она. – Значит, сериал мой был, он поздно идет, до одиннадцати точно не спала, потом с ногами маялась, снежно было, а они у меня на погоду всегда реагируют.
Она замолчала, устремив взгляд в стену и просидела так минут пять, не меньше, пытаясь вспомнить все детали.
– Машина проезжала, – уверенно сказала она и довольно улыбнулась, - сначала в ту сторону, потом в обратную.
– А после этого машина бывала?
Она снова уставилась в одну точку и просидела без движения пару минут, казалось, она даже не моргает, или я моргала с ней в такт, боясь упустить любое движение.
– Сегодня не было точно и на следующий день, а вот вчера – не знаю. Погода успокоилась, ноги тоже, да и проспала я часов с десяти вечера и до самого утра, не просыпаясь.
– Баб Маш, мне нужно дом проверить, есть там кто или нет, можно я машину к вам в палисадник загоню, да оставлю ненадолго?
– Конечно, деточка, что ты спрашиваешь! Только с воротами сами разберись, не знаю я как там чего, может и примёрзло.
Я выскочила во двор и поняла, что чтобы проверить откроются ли ворота, придется раскидать снег, а было его прилично. Времени не было, мне не терпелось осмотреть дом, и, махнув рукой, я спешно вернулась в дом:
– Баб Маш, есть какая-нибудь куртка темная? – спросила я с порога, мелькать в своем бежевом пальто не хотелось.
– Да мое возьми, оно в сенях висит, одно оно там, не пропустишь.