Наука: испытание эффективностью

Куприянов В.

Мы обнаруживаем, что эти две модели занимают положение «между» исследовательским и корпоративным университетом. Их идеи, которые можно обозначить как следование «социальной цели», могут быть проинтерпретированы как с позиции автономии исследовательского университета, так и с позиции гетерономии и полезности корпоративного.

Третья промежуточная модель университета определяется через целевую ориентацию на осуществление образовательной деятельности [70] . С одной стороны, она может быть соотнесена с тем, что называется массовый университет. Задача такого университета – выполнение культурной или интеллектуальной функции, создание общества просвещенных граждан, где просвещение и образование понимаются не только как приобщение к пространству образцов культуры, но и как способность создавать эти образцы [71] . Эта задача может быть соотнесена с идеей исследовательского университета, однако без акцента на развитие научного знания, что является принципиальным для последнего. С другой стороны, эта модель близка и идее университета, названного нами корпоративным, ориентированным на выполнение задач эффективности, сформулированных на экономическом языке. Так, Ж. Ф. Лиотар пишет, что в массовом университете осуществление непрерывного образования может быть рассмотрено как актуальное в свете необходимости предоставления занятости армии неработающих людей, оказавшихся невостребованными в контексте сокращения экономической потребности в человеческих ресурсах в условиях постиндустриального общества [72] .

70

Ортега-и-Гассет Х. Миссия университета. Минск: БГУ, 2005.

71

Хайдеггер

М. Наука и осмысление // Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993. С. 252.

72

Лиотар отмечает, что граждане, получившие образование в таком университете, несмотря на то что число их «избыточно по отношению к возможностям занятости по получаемой специальности», составляют новую необходимую общественную категорию – «получателей передаваемого знания». Их функция медиальности скрепляет сообщество и уже тем самым служит не экономическим интересам эффективности его функционирования (предоставление занятости всем членам), а национальным интересам единства общества (Лиотар Ж. Ф. Состояние постмодерна. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1998. С. 120–122).

Таким образом, мы обнаруживаем две крайние модели – исследовательского и корпоративного университета и три промежуточные (назовем их – университет профессионалов, экспертный университет и массовый университет). Подчеркнем еще раз, что мы рассматриваем именно идеи университета или их модели, которые более или менее отчетливым образом закрепляются в программных документах, и находят более или менее ясное выражение в конкретных жестах университетской политики в отношении науки и присутствующих системах практик научного сообщества. Поскольку мы сказали, что две модели являются крайними, необходимо остановиться на описании природы этих крайностей и показать, что стоит за принципиальным различием целей исследовательского и корпоративного университета.

На первый взгляд, кажется, что возникновение корпоративного университета может быть связано с движением к всеобщему порядку целей: транснациональное замещает национальное, широкий взгляд с позиции международного научного сообщества замещает лишь локальную целевую ориентацию культурной институции, какой является классический университет. Соответственно, и оценка эффективности в рамках первого порядка целей обеспечивает большую объективность в эпистемологическом смысле слова и большую степень демократичности в социально-политическом смысле [73] . Кроме того, апелляция к экономическим интересам, а не к «вторичным» задачам духовной сферы, как кажется, может обеспечить ясность относительно оснований существования науки, связанную с обращением к материальным условиям общественного бытия. Остановимся на этих предположениях, высказав сомнения в абсолютизации их значимости и уточнив их содержание.

73

Корпоративный или предпринимательский университет, ориентированный на заказ извне, предполагает необходимость выраженной в точных показателях отчетности перед заказчиком. В этом случае оправдано соотнесение затрат на исследование и полученный в результате их применения доход. Необходимости такого соотнесения отвечает язык цифр. Он же оказывается понятным и всем членам общества (так называемым аутсайдерам), не имеющим специальной научной подготовки, для того чтобы оценить качество, содержание научных исследований, но относящимся к университету, как к одному из социальных субъектов, включенных в ситуацию обмена благами. О проблемах объективности научной экспертизы, связанной в том числе с апелляцией к экономической эффективности, см.: Шиповалова Л. В. Индекс цитирования и объективность научной экспертизы. О том, что объективность экспертизы с определенного исторического периода соотносится с языком цифр, а также с тем, что апелляция к цифрам отражает в том числе и демократические общественные тенденции, см.: Porter T. M. Trust in Numbers: The Pursuit of Objectivity in Science and Public Life. Princeton: Princeton University Press, 1995. 325 p.

Первый аргумент, касающийся транснациональной позиции международного научного сообщества, характера научных исследований и способов организаций научных практик, не должен быть понят в качестве абстрактного. В реальности ни само содержание научных исследований, ни их оценка не могут быть рассмотрены в отрыве от того или иного национального интереса и контекста. В первую очередь это относится к гуманитарным исследованиям, которые очевидно связаны с проблематикой культуры и с определенным языком репрезентации соответствующих идей [74] . Однако можно говорить и о национальном контексте или национальном значении различного рода научных исследований [75] . В современной ситуации в качестве актуальных обсуждаются идеи мультикультурализма, диалога культур, проблем согласия, коммуникаций и т. п. Однако возможное решение этих проблем не связано с позицией транснационального «взгляда из ниоткуда». Напротив, представляется, что оно должно учитывать конкретику национальных ценностей, интересов, которые, будучи дополнены тезисом об их относительности, всегда оказываются начальной точкой возможного диалога.

74

О неслучайных сложностях, связанных с публикациями результатов социальных исследований на английском (как иностранном) языке, см. социологическое исследование: Соколов М. Восточноевропейские социальные науки на интернациональных рынках идей. [Электронный ресурс]. URL:(дата обращения: 15.10.2016).

75

О возможности соотнесения с локальным культурным контекстом современных научных исследований в Скандинавии, о национальном характере сетей «наука – государство» и «наука – промышленность» и о научных практиках, подтверждающих существующий локальный культурный характер, см. введение в тематический номер по данной теме: Asdal K., Gradmann Ch. Introduction: Science, Technology, Medicine – and the State: The Science-State Nexus in Scandinavia, 1850–1980 // Science in Context. 2014. № 27 (2). P. 177–186. О роли науки в формировании национальной идентичности см.: National Identity: The Role of Science and Technology // Carol H. E. & Johnson A., (eds.) Osiris. New series. Vol. 24. Chicago: Chicago University Press, 2009. О значении популяризации науки в процессах складывания и поддержания культурного национального сообщества см. введение в тематический номер по данной теме: Schirrmacher A. Introduction. Communicating Science: National Approaches in Twentieth-Century Europe // Science in Context. Vol. 26. Iss. 3. 2013. Р. 393–404. Следует подчеркнуть также, что функционирование предпринимательского или корпоративного университета часто имеет своей целью и очевидным результатом именно развитие конкретного региона, хотя понятно, что эти результаты могут быть использованы и в более широком контексте (об этом см.: Социальные проблемы российских корпоративных университетов // Современное российское образование. Проблемы и перспективы развития.)

Второй аргумент касается прозрачности оценочных процедур, если они связаны с языком результативности, с количественными показателями и в конечном итоге с ценой (стоимостью) исследования. Здесь следует сказать, что, с одной стороны, такого рода требования – апелляция к количественным показателям – могут, конечно, отвечать интересам заказчика, оценивающего результат исследований на основании сравнения собственной возможной прибыли и затрат [76] . С другой стороны, когда речь идет об определении задач исследования и, соответственно, ожидаемых результатов, следует усомниться в том, могут ли конкретные требования, звучащие со стороны сколь угодно крупных предприятий, определять направление развития фундаментальной науки. Более того, даже формулировка тематик прикладных разработок должна иметь в основании понимание возможностей конкретной науки их осуществить, а значит, предполагает первичную роль самой науки в определении направления развития исследований. Язык экономического интереса всегда остается языком конечных целей и задач, тогда как научное исследование ориентируется в первую очередь на бесконечную задачу развития, связанную с проблематизацией, описанием и объяснением предметности, а не с практическим ее использованием. Эти два жеста – использование научных результатов и углубление познания научной предметности – ориентированы в различных направлениях. Вопрос о взаимном подчинении практических и теоретических целей науки может быть переведен в вопрос о конечных целях использования результатов и бесконечных целях развития. И коль скоро мы продолжаем определять европейское человечество через понятие техногенной цивилизации, бесконечность целей, задающая возможность сохраняющейся инновационности, остается более значимой [77] .

76

Следует

отметить, что порой использование только количественной оценки может свидетельствовать о невозможности или нежелании задействовать иного рода оценочные процедуры. Так, невозможность экспертной качественной оценки может быть связана с тем, что у научного сообщества отсутствует достаточное финансирование, позволяющее подтвердить сделанные выводы. Тогда обещание скорой прибыли компенсирует отсутствие достаточной содержательной достоверности. Количественная оценка возможной эффективности подменяет отсутствие экспертного свидетельства. Понятно, что такое положение дел не может быть оценено ни как практически допустимое, ни как морально оправданное.

77

Это конечно не означает, что понятие инновационной деятельности, как определяющее дух европейской культуры, в настоящее время не может быть поставлено под вопрос и подвергнуто сомнению в качестве движущей силы. Однако следует всерьез задуматься о том, что следует из альтернативной ориентации «на конечное», и готовы ли мы принять ответственность за смену этой ориентации.

Третий аргумент относится к ясности оснований научной деятельности, которую предоставляет язык экономической целесообразности; этот аргумент, как было отмечено, может быть понят отчасти как материалистический. Однако «материальные обстоятельства жизни людей» могут быть сведены к экономическим отношениям только в контексте редукционизма определенного толка. Если же рассмотреть этот вопрос в контексте, например, акторно-сетевой теории [78] , пытающейся преодолеть ограничения всякого конкретного редукционизма, необходимо отметить следующее. Основанием ясности в отношении определенного феномена (в данном случае – развитие науки и ее общественный эффект) является учет взаимодействия различного рода сил и акторов, как их носителей. В этом взаимодействии политические, интеллектуальные, социальные аргументы должны приниматься во внимание не с меньшими основаниями, чем аргументы от экономических интересов, технологий est.

78

Здесь в первую очередь мы имеем в виду методологические работы Б. Латура и Дж. Ло: Латур Б. Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию. М.: Изд. дом Высшая школа экономики, 2014. 374 с.; Ло Дж. После метода. М.: Изд-во Института Гайдара, 2015. 352 с.

Теперь, разобравшись с вопросом о неоднозначном соотношении целевых ориентаций исследовательского и корпоративного университетов, обозначим две возможности, которые могут иметь место в случае смешения этих моделей и, соответственно, пересечения целей.

Первая ситуация смешения возникает тогда, когда провозглашенные целевые ориентации национального исследовательского интереса замещаются целевыми ориентациями корпоративного университета. Внешним выражением такого положения дел может быть, например, требование участия потенциальных работодателей в определении целей и задач исследования, приглашение их к руководству университетскими структурами [79] . При этом может возникнуть ситуация, когда содержание научно-исследовательских проектов будет определяться, а их результативность оцениваться внешним заказчиком, а не самим научным сообществом. В этом случае цели научного исследования как поиска истины подменяются интересами конкретных экономических субъектов, заинтересованных в университете как поставщике трудовых ресурсов (выпускников), а также тех идей, которые могут максимизировать прибыль. Что можно сказать о возможных результатах такой подмены? Есть опасность, что, в случае ее реального осуществления, исследовательский университет, с одной стороны, перестанет ориентироваться на разработку фундаментальных инновационных знаний и воспитание свободно мыслящих граждан. То есть по факту будет изменять своей идее. С другой стороны, поскольку он будет продолжать позиционировать себя в качестве национального исследовательского университета и тем самым привлекать заинтересованных преподавателей и студентов, но он по факту может проиграть корпоративным университетам в конкурентной борьбе за заказы, поскольку такие университеты имеют конкретную экономическую результативность. Соответственно, следствием такого смешения может стать как фактическое прекращение существования национального исследовательского университета, так и утрата значимости его идеи [80] .

79

См. об этом, например: Шиповалова Л. В. Современная идея университета и возможная легитимация философии // Философия и культура. 2015. № 11. С. 1734–1741.

80

Еще один симптом смешения целевых ориентаций обнаруживается в том, что порой то, что де юре следует называть исследовательским университетом, примеряет на себя фактически роль университета предпринимательского. Речь идет о позиционировании структур высшего образования как торгующих соответствующими услугами и включающими в оценки собственной эффективности объемы привлечения внешнего финансирования.

Однако существуют примеры и иного рода пересечения. Современный университет активно включается в решение вопросов, связанных с безопасным развитием, экологией, эффективным управлением финансов, равенством возможностей на рынке труда, здоровьем и национальной безопасностью. При этом он проводит не только теоретические исследования по данным темам, не просто ставит задачей инновационные разработки, но и включает соответствующие ценности и следующие им практики в требования университетской деятельности, которую осуществляют совместно преподаватели, студенты и администрация, занимаясь, например, озеленением и экономией ресурсов, осуществляя управление хозяйственной и общественной жизнью университета [81] . При этом уже конструктивно соединяются непосредственные цели корпоративного и дух свободного исследовательского университета.

81

Осипова Н. В. Корпоративная модель университета как социальная новация // Современное образование. 2015. № 2. С. 1–19. [Электронный ресурс]. URL:(дата обращения: 10.12.2016).

Выяснение комплекса причин негативного и позитивного эффекта от возможного соединения целей университетской науки требует отдельного исследования. Мы же можем сделать следующий вывод. Университетская (образовательная) институция может быть понята в качестве посредника институциональных взаимодействий науки и иных социальных субъектов, как «заказчиков» образованных граждан, научных экспертиз, профессиональных кадров и конкретных инноваций и технологий. При формировании критериев оценки эффективности университетской науки следует учитывать то, как определяются цели институции и соответственно этим целям организуются научные исследования. Именно тогда следующая за адекватной оценкой поддержка науки будет способствовать ее развитию, то есть служить интересам не только управляющих структур.

Глава 3

Становление классического немецкого университета: университетское образование и гуманитарные науки в немецкой философии и культуре [82]

Куприянов Виктор Александрович – аспирант Института философии, Санкт-Петербургский государственный университет; е-mail: [email protected]

Основополагающий принцип бытия современного университета можно охарактеризовать понятием эффективность. Сегодня университет во многих странах мира все больше становится похож на бюрократическую корпорацию, в основе которой лежит по преимуществу экономический расчет и логика коммерции. Как верно пишет Б. Ридингс, университет «становится транснациональной бюрократической корпорацией, либо связанной с транснациональными инстанциями управления, такими как Европейский союз, либо функционирующей независимо по аналогии с транснациональной компанией» [83] . В итоге роль и статус академического сообщества в современном университете существенно меняется: ученый перестает быть главной фигурой университета, теперь его место занимает безличная бюрократия и представители административного персонала. В странах, где имеется сильная традиция академической свободы и общий строй жизни основан на демократизме, эта тенденция заметна меньше, хотя и там она является определяющей; в других же странах, где позиции государства более сильны и роль административно-командных методов управления исторически выше, стремление к «пролетаризации» научного сообщества университета и к превращению ученых и преподавателей в низовых исполнителей воли вышестоящего руководящего аппарата является более очевидным.

82

Текст подготовлен в рамках реализации проекта, поддержанного РГНФ, «Проблема эффективности научных исследований: философский и исторический контексты», Проект № 15-03-00572.

83

Ридингс Б. Университет в руинах. М.: Изд. дом ГУ Высшая школа экономики, 2010. С. 12.