Наука умирать

Рынкевич Владимир Петрович

Спешились. На крыльцо вышел генерал Корнилов. Марков доложил о прибытии. Корнилов был краток:

— Офицерский полк поставьте на правый фланг от реки до большой дороги. Смените своих кубанцев и Казановича. Задача: взять казармы и войти в город. Вскоре получите подробный приказ.

И вновь разрыв совсем недалеко — в роще.

— Ваше превосходительство, Лавр Георгиевич, здесь ли, под обстрелом, место штабу армии?

— Мне все говорят об этом, но отсюда хорошо просматривается вся картина боя. Видите там, на кургане слева — это Корниловский полк. Митрофан Осипович обижается, что я ему даю необстрелянное пополнение. Сейчас приказал направить молодых казаков. Те стрелять умеют. Он будет наступать слева,

на Черноморский вокзал. Главный штурм начнём часов в 17. Подробности обсудите с Иваном Павловичем.

Романовский и Марков прогуливались среди тополей — здесь можно было услышать лишь собеседника и разрывы снарядов.

— Положение сложное, — говорил Романовский. — Вчерашнюю эйфорию разбила сегодняшняя бомбардировка. У большевиков огромное численное превосходство:

1-й Екатеринодарский полк под командованием Дециса, 2-й Екатеринодарский полк, Северо-Кавказский полк под командованием Захарченко, отряды Кочубея, Мироненко и ещё много мелких. По грубым подсчётам — около 20 тысяч. И подкрепления продолжают прибывать. Сегодня они ожидают Казанский отряд численностью около тысячи штыков. Артиллерию ты слышишь и видишь. От 20 до 30 орудий и, главное, огромные запасы снарядов. Почти половина гаубиц. Не только трёхдюймовки.

— И это я слышу, друг Ваня. Вот она французская. Четыре дюйма с лишним.

Внизу, в лощине, в районе артиллерийских позиций ухнул огромный разрыв, и в черноте взлетевшей земли поблескивали на солнце обломки деревьев, обрывки мундиров, обрубки тел.

— На этот раз угадали, — с сожалением заметил Романовский. — Вообще они бьют по площадям. Неграмотная солдатня. Но и такой обстрел опасен — люди нервничают, теряют самообладание. Неженцев закатил истерику по телефону. Мол, почему его держат во втором эшелоне? Почему в пополнении необстрелянные юнкера? Он хочет немедленно атаковать и взять город. Но без тебя, Серёжа, не получается. Я же говорил тебе, что ты будешь брать Екатеринодар. Напрасно ты горевал.

— Не я, а моя бригада, — поправил Марков. — Но где она? Её нет. Кубанский полк раздёргали. Часть в тылу отдыхает после боя, часть — на фланге Казановича. Один Офицерский полк. А кто это лежит?

На сухой прошлогодней траве спал человек, укрытый шинелью, другой дремал сидя, опершись спиной о дерево. Этого Марков узнал — капитан Шапрон дю Ларрэ [41] , адъютант генерала Алексеева. В трёх шагах от них — высохшая канава, в ней навзничь труп матроса с кровавой маской вместо лица.

41

Шапрон дю Ларрэ Алексей Генрихович (1883-1947) — штаб-ротмистр лейб-гвардии Кирасирского его Величества полка. Участник «Ледяного похода». Адъютант генерала Алексеева. С декабря 1918 года — начальник политической части, член Главного комитета общества Белого Креста, затем адъютант Деникина, с осени 1918 года — полковник. Во ВСЮР — командир 2-го конного полка, генерал для поручений при главнокомандующем. Генерал-майор. В марте 1920 года эмигрировал. Умер в Брюсселе.

— Неужели?

— Да, Серёжа. Это генерал Алексеев отдыхает. Не будем мешать.

Они повернули обратно, пошли в направлении штаба.

— Батарею поставишь внизу, примерно на той же линии, что и орудия полковника Третьякова. Только на закрытую позицию — в лощину. Отрыть ровики для укрытия. Снарядов, наверное, почти нет, как и у Третьякова?

— Миончинский что-то припрятал, но дай Бог, чтобы хоть десятка полтора.

Разрыв в роще, и новые ветки закружились в дыму. Кто-то жалобно закричал, побежали солдаты с носилками.

— Вот тебе, Серёжа, и по площадям. Каждые два-три часа кто-то убит или ранен.

— А

если прицельно? В домик? Что думает Корнилов?

— Он хочет видеть бой, а переезжать собирается только в город. Вчера едва не выехал в предместье возле казарм.

Они вернулись к штабу. Привычный грохот и треск разрывов перебил звук нервного конского галопа. По боковой дороге в тополиную рощу въехали три всадника. Остановились, спрыгнули с коней. Два офицера отдали поводья фыркающих разгорячённых коней третьему, направились к Романовскому. Маленький стройный подполковник в пенсне — Неженцев. Высокий красавец капитан со спокойной уверенностью на лице, подчёркивающей нервное беспокойство подполковника, — Скоблин [42] .

42

Скоблин Николай Владимирович (1894-1938) — сын коллежского асессора. Штабс-капитан 1-го Ударного отряда. Участник «Ледяного похода», с ноября 1918 года — командир Корниловского полка, с марта 1920 года — начальник Корниловской дивизии, генерал-майор, затем был в штабе Корниловского полка в Галлиполи. Эмигрировал во Францию. В 1930 года завербован ГПУ, в 1937 году бежал в Испанию.

— Ваше превосходительство, — начал Неженцев горячо и торопливо. — Я приехал с просьбой отстранить меня от командования полком. Временно передаю командование капитану Скоблину.

— Митрофан Осипович, успокойтесь. Давайте там у сарайчика на брёвнышке посидим и всё обсудим.

— Я всё решил. Вы сделали мой полк небоеспособным. Пополнение — мальчишки, не умеющие стрелять...

Они сели, снаряд разорвался недалеко за сараем, земля, камни и осколки ударили в стену.

— Я выбрал самое безопасное место для совещания, — сказал Романовский с мудрой улыбкой. — Сейчас в штабе печатают приказ о наступлении. Как раз вы возьмёте с собой экземпляр. С генералом Богаевским уже разговаривали?

— Нет. Я увидел вас и решил доложить.

— Значит, через голову подаёте просьбу об отставке? А командующий только что приказал направить в ваш полк новое пополнение — 250 обученных казаков. А вот и приказ, наверное, уже готов.

Из штаба вышел, почти выбежал капитан и крикнул, что приказ распечатан и Романовскому надо его проверить и разослать по частям. Генерал поднялся и поспешил к штабу. Сделав несколько шагов, остановился и мягко сказал Неженцеву:

— Прошу вас, Митрофан Осипович, не обращайтесь к Лавру Георгиевичу со своей... э-э... несвоевременной просьбой. Вот возьмём Екатеринодар, организуем военный парад, ваш полк на правом фланге... Тогда и подавайте рапорт об отставке.

Все рассмеялись. Даже Неженцев улыбнулся, но улыбка не разогнала хмурое облако на его лице. Откуда-то из тополей появился Борис Суворин. Поздоровался и с журналистским любопытством начал расспрашивать: неужели, мол, подполковник Неженцев просит, чтобы его отчислили из полка?

— Это был один из вариантов, — спокойно сказал Романовский. — Мы хотели дать ему другой полк. А вы, Борис Алексеевич, не забывайте, что вы теперь не только журналист, но ещё и наш солдат, который знает то, что другим знать не положено.

Романовский скрылся в штабе, Неженцев постепенно успокаивался, если, разумеется, можно быть спокойным офицеру, атакующему почти в десять раз превосходящие силы противника. Марков, высокий красавец, относился с некоторой чуть ли не отцовской доброжелательностью к малорослому близорукому Неженцеву.

— Митрофан Осипович, держите свой левый фланг и наступайте по мере возможности, а я Офицерским полком обязательно возьму артиллерийские казармы. Там, конечно, есть снаряды — наша артиллерия заговорит, и у красных не останется никаких шансов.