Наваждение Монгола
Шрифт:
С первой секунды как он ворвался в мою жизнь, я знала, что он бездушный варвар, для него я всего лишь вещь, которая принадлежит врагу.
– Тебя может отпустить только Гун. Ты его. Он в своем праве.
– Я уже слышала это.
Делаю глубокий вдох, втягиваю воздух, а мне мало, мне дышать нечем. Все внутри печет и боль нестерпимая.
Не должна я чувствовать этого, но меня сжигает пламя – ревность и боль сплелись воедино и исполняют внутри танец моей горечи.
– Эта девушка…
Вопрос слетает с дрожащих губ и в глазах закипают слезы. Почему меня душит обида, почему я страдаю, как если бы… полюбила… и узнала, что мое чувство не может быть взаимным, потому что есть другая…
Женщина разворачивается и смотрит на меня все так же внимательно и просто кивает.
Внутри взрыв. Я знала. Чувствовала. Все куда серьезнее, чем если бы Айдаров просто перешел дорогу Гуну в бизнесе, кровная месть…
– Мой жених… – выдохом, – вот почему я здесь, да? Чтобы сделать больно Мурату?! Чтобы заставить его мучиться так же, как страдал Монгол по своей утраченной любви?!
Не понимаю, что уже кричу, вскакиваю с места, стул с грохотом падает позади, а я не контролируя себя ору:
– Твой хозяин не тот инструмент выбрал, чтобы сделать больно врагу! Ты хотела, чтобы я поняла, чтобы приняла свою участь?! Но я не овца и не собираюсь сдаваться на заклание! Палач просчитался! Рения, слышишь?!
Последнее слово резко обрывается, потому что улавливаю движение и обмираю от ужаса, заметив в дверном проеме застывшего Монгола.
Глава 24
Замираю. Током бьет от одного взгляда. Гун сейчас жуткий, раскосые глаза темнеют, превращаются в две воронки, которые утягивают на дно, где вспыхивает пламя.
Он кажется расслабленным, подпирает дверной косяк, при этом сложив руки так, что мышцы бугрятся на широкой груди. Впиваюсь в этого исполина взглядом, не могу оторваться. Несмотря на всю злость, на ненависть, которая бурлит в моих жилах, я до рези в глазах вглядываюсь в мужчину. Рассматриваю рельефные мышцы, которые обтягивает свитер. Черный. Траур. По той. Другой.
– Рения. Уйди.
Тихий голос, а как по мне, щелчок хлыста в каждой букве. Перевожу взгляд на женщину, которая застыла в нерешительности и смотрит на меня. Словно не решается оставить наедине с чудовищем.
– Рения… – гортанный звук и короткая фраза на чужом языке.
А я моргаю, даю понять, чтобы подчинилась. Не хочу, чтобы из-за меня страдали невиновные.
Торопливые шаги и мы с Палачом остаемся одни в просторной кухне, только кажется, что Гун занимает собой все пространство, таранит, пробивает.
Напряжение искрит.
– И что же ты так отчаянно кричала? Повтори.
А я на его руку смотрю в кожаной перчатке, как сжимает пряжку ремня, и страх скользким гадом ползет вдоль позвонков, окольцовывает шею, как если бы эти крепкие пальцы действительно сомкнулись
– Я…
Пытаюсь вернуть себе голос, но тщетно. У Монгола сейчас взгляд другой, страшный, дикий, вскидывает покалеченную бровь нагло, с вызовом.
Изнутри поднимается злость, и я нахожу в себе силы ответить:
– Я тебе не нужна.
Прикусываю губы и лепечу:
– Вернее, я не та, кто тебе нужна…
Опять бровь со шрамом приподнимает, но взгляд не меняется. Прибивает меня странной фразой:
– Почему же не та?
– Я невеста Айдарова, но он не любит меня, я игрушка, прихоть, разовая…
Не успеваю договорить, два быстрых шага и Монгол нависает надо мной, наклоняет голову, всматривается в мое лицо, словно ищет ответы.
– Ошибаешься.
Одно слово и меня сшибает уверенностью интонаций.
– Так расскажи мне, что не хочешь быть отданной на заклание… Не хочешь стать моей…
Цедит зло. Еще два шага и Гун подхватывает меня, прижимает к стене. А у меня от силы, с которой он меня в себя вжал, кости хрустят.
Цепляет пальцами мой подбородок, не дает отстраниться. Смотрит в мои глаза.
– Бесовка.
Злое слово. И его губы набрасываются на мои, сминают в поцелуе...
Гнев поднимается в груди на себя за то, что откликаюсь и сердце трепещет, от того, что тосковала, но уже в следующее мгновение сознание проясняет мыслью, что я ничто для него!
Поднимаю руку и пытаюсь оттолкнуть, рычит зло в ответ, пригвождает мои запястья захватом к стене. Дергаюсь как ненормальная, пытаясь освободиться и с силой вонзаю зубы.
Отпускает мои губы, сам смотрит мне в глаза, а у меня поджилки трястись начинают от плотоядности взгляда, от хищного блеска.
– Ты даже не понимаешь, что ты сейчас делаешь, верно?
– Хочу избавиться от тебя!
– Плохая тактика. Ну и многое тебе успела открыть Рения, м?
Вроде просто спросил, но пальцы на моих запястьях прожигают кожу, обездвиживает, не дает продохнуть.
– Достаточно, чтобы я сопротивлялась тебе еще отчаяннее.
– Забавно. Но чем больше ты дергаешься, тем сильнее распаляешь.
Ухмыляется, а затем вдруг становится серьезным:
– Все же мне придется наказать тебя, Ярослава, чтобы ты наконец поняла – за каждое слово и каждый поступок необходимо нести ответственность.
Монгол не прощает оскорблений, он не спускает ошибок и, кажется, я перешла черту.
– И как же ты накажешь слабую девушку, а, Палач? Ты же привык карать, приводить приговор в исполнение. Что сделаешь, чтобы удовлетворить, наконец, свою месть?!
Дышу тяжело и опять срываюсь. Не выдерживаю того накала, который происходит между нами, и кажется, что мускусный запах мужчины отравляет изнутри.
Мне больно находиться рядом с ним. Больно от того, что не могу понять, почему испытываю такую ярость, обиду…