Наваждение Монгола
Шрифт:
– Я сдержу слово, которое ты от меня ждешь, Ярослава, – проговаривает глухо.
И такой холод от него идет, что сердце сковывает изморозью.
– Почему никто не хочет видеть во мне меня?!
Обида переполняет и вопрос со всхлипом срывается с губ.
Мужская спина каменеет, но это хорошо, что он не смотрит на меня. Слова сами слетают с губ.
– Знаешь, это больно, когда тебя не замечают, когда ты становишься никем. Только потому, что напоминаешь. Для тебя я инструмент возмездия, а для отца свидетельство его боли…
– Ярослава…
Отмахиваюсь
– Мой отец до безумия любил маму, мы были счастливой семьей. Я помню, каково это, сидеть на коленях папы, пока он читает мне очередную сказку, а мама готовит ужин, подпевая хиту, что крутят по радио. Я была счастливым ребенком. Меня любили. Отец много работал, приходил поздно, но почти всегда успевал поцеловать меня перед сном. Я знаю, что такое любовь, Гун! И я знаю, как это горько, когда она уходит из твоей жизни…
– Прекрати, Ярослава. Пока не поздно. Уйди отсюда в своею комнату!
Приглушенный рык зверя должен предостеречь, но я уже не могу остановиться. Слезы текут по щекам.
Понимание оглушает. Я полюбила этого мужчину. С первой секунды, как увидела черного всадника Апокалипсиса, устроившего ад в день моей свадьбы, пришедшего по мою душу.
Я полюбила.
А он?!
Что я значу для него?!
Ничего.
Лишь инструмент для исполнения своих целей.
– Так вот, Монгол. Однажды моей мамы не стало. И я знаю, что можно настолько сильно любить человека, что когда ты его теряешь, ты не можешь смотреть на собственную дочь, потому что в ней видишь иные черты. Отпусти свое прошлое! Посмотри на меня! Ты ведь хочешь меня, ведь должны же быть у тебя чувства?! Неужели не видишь, как я люблю…
– Ярослава!
Рявкает так сильно и оборачивается ко мне, глаза у него полыхают страшным светом, безумием раненого зверя.
Стою ни жива ни мертва. Ток крови пульсирует в горле. Мне дышать сложно. Перед глазами мушки прыгают, и комната ходит ходуном.
Может, я в шаге от обморока? Не знаю. Не справляется моя психика со всем тем, что обрушилось на меня с силой, сметающей все на своем пути.
– Просто скажи, что я нужна тебе.
Сжимает зубы так сильно, что желваки на щеках ходуном ходят.
– Я не по отношением, малышка.
Отвечает так, что кажется, выстреливает мне прямо в сердце.
Дышать перестаю, ощущаю себя соринкой, маленькой песчинкой, попавшей в пламя безысходности, сжигающее дотла.
– Ты только что растоптал то, что могло зародиться между нами, – очередная правда срывается с губ.
Молчит, а затем оглушает:
– Я отпущу тебя, Ярослава. Айдаров арестован, ему вменяется крупная растрата государственных средств, – слегка кривит губы, – для начала. Мурат находится под следствием, думаю, в ближайшие годы ему будет, мягко говоря, не до тебя.
Гун выговаривает свою мысль четко, но от меня все равно ускользает суть.
– Что?! О чем ты?!
– Ты свободна.
Фраза напоминает взрыв. У меня в
– Я не понимаю… Ты отпускаешь?!
На мгновение прикрывает веки и блики от огня играют с воображением злую шутку, кажется, что у него желваки на щеках дергаются, но, когда Монгол вновь смотрит на меня, понимаю – показалось.
– Свободна… – повторяю отупело как-то, мир рушится.
– Видишь, как я и говорил. Не стоит совершать бездумных поступков. Достаточно подождать. Терпение, Алаайа. Это все, что нужно, для достижения цели.
Глава 26
Я так хотела избавиться от кандалов, скрыться, сбежать, освободиться, и вот, когда свобода так близка, у меня помутнение и крик души, потому что на одно мгновение показалось, что она мне не нужна.
Мотаю головой, словно мысли хочу отбросить в сторону. Страшно, что есть вероятность, что мое сердце остается в руках этого бездушного мужчины, которому месть застила взор.
Вот и все, Ярослава, вот и все…
Разворачиваюсь на пятках и бегу прочь от Тургуна, не оборачиваясь, не обращая внимания на дикую боль в ноге, сердцу больнее, душа в клочья.
Опять не нужна.
Снова во мне видят все, что угодно, но не меня.
Боже…
Я что, проклята?!
Захлопываю за собой дверь, дрожу, все еще разгоряченная мужскими ласками, и какая-то часть меня хочет броситься обратно и вымаливать эту ласку, чтобы продолжил, чтобы взял меня, сделал своей пусть на мгновения, пусть ненадолго.
Но другая я ревет белугой, потому что это обман. Потому что гордость уже не позволит. Я и так на эмоциях открыла все, что было тайной даже для меня.
Глупая. Наивная. Девчонка.
Без шансов. Почему мне показалось, что между нами что-то есть?! Гун никогда не будет моим. Он не со мной. Он с призраками прошлого, которые поглотили его и сделали одержимым местью.
Падаю на кровать и вою в подушку, сминая в руках покрывало.
Не знаю, сколько времени так лежу, пока, наконец, не чувствую ласку в волосах, нежную, так напоминающую материнскую.
Поднимаю голову и сквозь застилающие глаза слезы вижу Рению, сидящую рядом. Скольжу взглядом по добродушному лицу, испещренному множеством морщинок, замечаю в старческих глазах слезы.
– Ну тише, кыз, тише…
Стоит женщине произнести эти слова, как я бросаюсь на ее колени, утыкаюсь в них лбом и шепчу:
– Я ему не нужна. Не нужна…
– Ты слишком молода, милая, горяча, поплачь, тебе полегчает.
– Он сказал, что отпустит меня. Сказал, что Айдарова посадили…
– Успокойся. Дай Гуну время. Он слишком долго шел к своей цели. Палач уничтожает своего врага, рушит его мир по кирпичику, взрывая и лишая… Он ждал этого целую жизнь... Прислушайся к старухе. Молодость порывиста, а иногда нужно иметь силу, чтобы отпустить...