Наваждение
Шрифт:
— Через две с половиной недели. Это немного странно, — проговорил Мика.
— Может быть, эта женщина знает, что через две с половиной недели тот, кто вместе с ней вовлечен в похищение, покинет помещение, где они находятся.
— Не следует исключать и другую вероятность, — мягким баритоном сказал Моррис. — Она может говорить Рэчел какие-то вещи, просто чтобы девочка не падала духом.
— Что неплохо уже само по себе, — вставила Большая Линн.
— Когда был поставлен штемпель на конверте? — спросил Мика.
— Вчера. В Торонто. — Галлахер открыл другую папку. — Здесь еще есть рисунок.
Поверх него
Силия тоже не смогла удержаться от слез. Мика положил ей руку на плечо.
— По крайней мере, она завитушки свои нарисовала, — заметил он, имея в виду волосы девочки, и Силия болезненно улыбнулась в ответ.
Галлахер сказал:
— На стене между окнами просматриваются буква «П»,а чуть дальше — «М».
— Да, — сказала Силия, внимательно взглянув на свой экземпляр. — Вроде что-то похожее на них.
— Вам не кажется, что она сделала это намеренно?
— Но они совсем не характерны для ее почерка…
— А что, если она все-таки так сделала с умыслом? Попыталась нам этим что-то сказать.
— Может быть, это название улицы? — предположил Моррис. — Скажем, Парламент и Меткалф.
— Может быть, — с сомнением согласилась Силия. — То есть нам снова надо будет прошерстить эти улицы. Но она не настолько… не настолько изобретательна.
— Синтезатор на картинке фирмы «Ямаха», — сказал Мика. — Видите здесь маленький кружок? Это эмблема «Ямахи».
— Насколько правдоподобны обычно бывают ее рисунки? — спросил Моррис.
— Вообще-то она реалистка, — ответил Мика. — Не в отношении цветов, конечно. Я имею в виду форму и содержание рисунков — она изображает именно то, что видит.
— Значит, на окнах там решетки.
— Это точно.
— И они находятся на достаточно большой высоте.
— Она в подвале, — пробормотала Силия.
— Да, — подтвердил Мика. — Правильно.
Однако никто из них в тот момент не подумал о мастерской Рона. Моррис высказал мысль, что синтезатор и телевизор с большим экраном доказывают, что похитители держат Рэчел не в самом бедном из кварталов, и они стали пересматривать планы и стратегию поиска, рассматривая карты улиц. Это отвлекло всех от мучившего страха и принесло некоторое облегчение.
Нэнси плакала навзрыд, причем так сильно, что даже включила дворники. Осознав все безумие положения, в котором они оказались, она свернула к обочине и остановила машину. Это случилось на Вишневой улице, уже почти у самого озера. Потом она снова включила машину и проехала четверть мили до стоянки. Ей казалось, что на всем вокруг — на стволах деревьев, покосившемся портовом здании, складчатой полоске прибрежного песка, искрившейся темно-синей глади воды — лежит печать страха. Открыв сумочку, она нашла косячок, заныканный в сигаретную пачку в прошлое воскресенье.
— Да, да, — бормотала она, вспоминая фразу Рона: «У нас должна быть ясная голова». Где же была егоясная голова, когда он говорил, что Рэчел надо переселить наверх? Звукоизоляции в доме никакой, и в спальнях отлично слышно все, о чем говорят в мастерской.
Нэнси поверить не могла, что Рон не задавал себе те же вопросы. Теперь у него был только один выход — увезти Рэчел из дому, нелегально перебраться с ней через границу и доехать до Флориды. В этот самый момент он уже, должно быть, пакует вещи в фургон. Нет, в легковушку — на фургоне стоит его имя. Нэнси подумала о том, ждет ли он, чтобы она вовремя вернулась, и хочется ли ему этого. Может быть, он надеется, что она приедет, когда уже будет слишком поздно, и Рэчел достанется лишь ему одному?
Она затянулась косячком. В воображении возникла какая-то комната в мотеле с задернутыми на окнах шторами и тусклыми пятнами света. На большой двуспальной кровати, лежа на боку, спал мужчина в трусах чуть не до колен. К животу он прижимал девочку и храпел. Девочка ела маленькие шоколадные конфетки. Он сказал ей, что это ее вознаграждение.
Когда Рон распахнул дверь, к нему вместе бросились Рэчел и Таша.
— Рон! — крикнула Рэчел.
Отцовским жестом он положил ей руку на голову. Волосы Рэчел мягкими пружинками терлись о его ладонь как живые.
— Мы скоро будем ужинать? — спросила девочка.
— Чуть попозже. Нэнси себя не очень хорошо чувствует, поэтому ужин придется готовить мне. Я постараюсь все сделать минут через пятнадцать.
— А что с ней случилось?
— У нее разболелась нога.
— Я говорилаей, что надо сходить к доктору, чтобы он выписал ей лекарство. — Она с ленцой подошла к синтезатору и села. — Ладно, я пока свои арпеджио поиграю.
Поднявшись наверх, Рон плеснул в стакан виски и выпил. Потом налил еще, вышел на кухню и выпустил Ташу погулять во двор. После этого он бросил взгляд на прилавок. Там уже стоял готовый салат из шпината, а на сковородке лежали несколько ломтиков тофу. На разделочной доске он увидел вареную картошку в мундире и стал нарезать ее на куски, собираясь сделать еще один салат. Если Нэнси скоро не вернется, он позвонит ей домой. Он сразу отверг мысль о том, что она способна оставить его больше, чем на несколько часов, из-за подозрений, что он испытывает к Рэчел сексуальное влечение. Ему было легче вообразить, что Нэнси пошла в полицию, хоть он был готов побиться об заклад, что туда она обращаться не станет. Нэнси была единственным человеком, способным позаботиться теперь о Рэчел, и она это понимала, Рон не сомневался в этом.
Насчет спальни она, конечно, права. Это была не самая лучшая его мысль… Рон не был уверен, что мать девочки вернется, но и сбрасывать такую возможность со счетов у него не было оснований. Им надо сматываться отсюда, может быть, даже этой ночью… А куда податься? О Флориде и речи быть не может. Проехать в Штаты им не дадут предупрежденные пограничники. Значит, надо двигаться на запад, подумал он, в Манитобу или Альберту. Положить в машину самое необходимое, снять с дебитных и кредитных карточек как можно больше наличных… Рэчел он ничего не будет говорить до самой последней минуты. Он скажет ей… а что он ей, собственно, скажет? Что в округе рыщет банда работорговцев.