Наваждение

Гауди Барбара

— Нет.

— Хотите мне ее попозже почитать?

— Ты примешь ванну, а потом Нэнси уже будет лучше себя чувствовать и почитает тебе.

Он повернулся и направился к двери.

— Вы придете пожелать мне спокойной ночи?

— Приду.

— Не забудьте ваш гаечный ключ!

Вечернее солнце набросило его длинную тень на газонокосилки и микроволновые печки — весь этот хлам, который он набрал на починку в последние дни. Он позвонил Нэнси и снова услышал механический голос автоответчика.

— Позвони мне, как только сможешь, — сказал

он. — Это срочно.

Когда он положил трубку, его охватил страх. А что, если Нэнси отправилась к Энджи? Хватит ли ей силы воли не развязать язык? Он в этом сомневался.

Лучше начать паковать вещи прямо сейчас. Да, прямо теперь.

Он поднялся наверх, достал из бельевого шкафа чемодан и стал кидать в него джинсы, шорты, носки, белье — все, что попадалось под руку. Потом взял все, что было нужно, из ванной, бросил поверх вещей и снес чемодан вниз. При мыслях о том, что делать с мастерской, у него чуть крыша не съехала. Надо будет оставить записку. Что-нибудь вроде: «Закрыто по семейным обстоятельствам». И не забыть сменить текст, наговоренный на автоответчике.

Он взглянул на часы — без пяти восемь. Как только стемнеет, они уедут. К тому времени Нэнси, наверное, вернется. Потом глотнул виски. Казалось, уже прошло несколько часов, как он налил Рэчел ванну. Надо бы к ней спуститься, пожелать ей спокойной ночи… Пусть она хоть ненадолго вздремнет, перед тем как начнется суматоха с отъездом…

В кровати ее не было. Ее вообще не было в комнате. Несколько секунд он пребывал в уверенности, что девочка сбежала.

— Рон! — вдруг донеслось до него.

Она была в ванной.

— Это я, — отозвался он.

— А я все еще в ванной!

В глазах у него потемнело. Ноги стали как ватные. Выбора ему она не оставила.

Он подошел к двери. Дверь была открыта. Девочка вставала из ванной, и он смотрел на все ее голое, худенькое, золотистое тело.

— Вы можете дать мне полотенце? — спросила она.

Он снял с крючка купальную простыню.

— Долго я ванну принимала, да, Рон? Уже даже все пузырьки пропали.

Он вытер ей плечи, потом спину. Рэчел дрожала, как дрожат дети, пересидевшие в холодной воде. Он выронил полотенце, обхватил ее под мышки и вынул из ванной.

— Эй! — рассмеялась она.

Он перенес ее на кровать.

— Я же еще вся мокрая! — крикнула ему девочка.

Он почти не слышал ее от мощного гула в голове.

Потом положил ребенка среди плюшевых игрушек.

Она колотила по кровати ногами и пронзительно визжала, чередуя визг со смехом.

Она была похожа на какое-то первозданное существо, еще не успевшее оформиться и боровшееся за право дышать.

Она пыталась прикрыться, но Рон вырвал одеяло у нее из рук.

Она вытянула руки и замерла, глядя на него широко раскрытыми глазами, полными страха.

Рон отпустил одеяло и удивленно обернулся, словно хотел увидеть грозившую ей опасность. Он и мысли не допускал, что сам был ею.

Гул в голове стих. Он снова посмотрел на нее. Она вся забилась

под одеяло, из-под которого высовывалась лишь ее пятка.

— О господи, Рэчел, — сказал он, — не бойся.

Девочка не шелохнулась, не издала ни звука.

— Оденься, — услышал он собственный голос. — А потом поднимись наверх.

Полицейский участок находился в северо-восточной части площади. Свободное место для парковки Нэнси заметила в северо-западном углу.

— Скотина, — простонала она и с силой ударила по рулевому колесу, когда подъехала туда.

В этот миг луч заходящего солнца блеснул на хромированном бампере стоявшей впереди патрульной машины и резанул ее по глазам.

Это знак, подумала Нэнси.

Она вышла из машины и с минуту постояла в нерешительности, пытаясь собраться с мыслями. Потом захромала в направлении полицейского участка — к мрачным, темным годам, которые, как она всегда знала, ждут ее впереди.

Глава тридцать пятая

Они молчали. Рэчел постукивала ногой по перегородке, отделявшей двигатель от кабины водителя, и покусывала нижнюю губу.

Рон сказал ей, что все работорговцы из этого района уехали, добавив, что сведения он получил от «доверенного лица», — так новость звучала более убедительно. Потом он распахнул обе двери в подвал и остался ждать девочку в мастерской. Рэчел поднялась туда через несколько минут. На ней была та же одежда, в которой он привез ее сюда, — красная маечка и белая юбочка. В руках она держала Лайла — плюшевую обезьянку, — прикрыв разодранный живот игрушки рукой. Девочка была босая.

— А где твоя обувь? — спросил он.

Она покачала головой, глядя мимо него:

— А вы уверены,что они уехали?

Ему вдруг пришла в голову мысль, что не поздно все переиграть, но тут же улетучилась. Он распахнул входную дверь:

— Уверен на все сто процентов.

Она сглотнула.

— Пойдем.

Ему нужно было,чтобы оба они отсюда ушли. Сейчас или никогда.

Рэчел покорно следовала за ним.

— Пойдемте.

На пороге она прижала обезьянку к груди и огляделась. Рон стал запирать дверь и вдруг подумал: «К чему теперь беспокоиться?» Он махнул рукой Винсу, запиравшему гараж. Тот пристально на него посмотрел, но ответного взмаха не последовало.

«Пока еще не поздно», — мелькнула мысль, но подумал он об этом без всякой надежды, просто констатировал факт.

Рон бросил взгляд на девочку. Прижав личико к окну, та быстро дышала. Он вспомнил, что, когда вез ее сюда, боялся, что ее может продуть, и почему-то захотел попросить прощение за то, что заклеил ей тогда рот липкой лентой. Все, что он хотел сказать ей, колом стояло в горле и не могло выплеснуться наружу из-за одной самой важной фразы, которую ему так и не суждено было произнести.