Навлекая беду

Скоттолайн Лайза

Она зашагала вдоль улицы, а у крыльца с букетами притормозила. На верхней ступеньке лежала дюжина белых роз. Энн узнала почерк Мэта. Она рефлекторно потянулась за ними, но тут же себя одернула. Времени на сантименты не было. Энн пошла дальше. Дойдя до переулка, она замедлила шаг и осмотрелась. Не поворачивая головы, одними глазами, укрывшимися за карикатурными темными очками. Обстановка была спокойной. Шагнув в сторону, она исчезла из виду.

Вдоль переулка тянулись дома, стоявшие на ее стороне улицы. Сюда выходили задние дворы. Раньше этой аллее не нашли никакого применения. В начале года была распространена листовка, предлагавшая скинуться и поставить ворота (из

соображений безопасности), однако никто не откликнулся. Жителей Филадельфии трудно расшевелить чем-либо. Разве что скаутскими делами.

Энн со всех ног побежала к своему дому и чуть не упала: заросшая мхом кирпичная дорожка была с уклоном в сторону выложенной камнями канавы. Энн ухватилась за чей-то деревянный забор и поправила бороду. Наклонившись, не забывая о цилиндре, она поспешила дальше. Энн оглядывалась вокруг в поисках Мэла, но кота нигде не было. Он никогда не выходил на улицу, и, хотя упитанность позволяла ему прожить некоторое время без еды, от мысли об уличном движении Энн становилось плохо. В одном из домов залаяла собака, и Энн кинулась к шестифутовой стене из серых бетонных блоков, которая ограждала ее крошечный задний двор.

Добежав, она остановилась и с хлопком положила обе ладони на шершавый верх ограды. Подпрыгнув несколько раз, вскарабкалась по стене, но наверху застряла, свесив ноги, словно кукла Дяди Сэма. Стиснув зубы, она заставила себя приподняться, перевалилась и с громким стуком упала на негостеприимные плиты собственного двора. Тапочки слетели. Подобрав их, Энн провела инвентаризацию. Руки, ноги, ногти — все цело, так что она поднялась, стряхнула с юбки пыль и заковыляла к двери черного хода. Попасть в дом будет проще, чем во двор.

Она полезла в карман за ключами.

5

Энн открыла дверь на кухню и почувствовала непривычный запах, сильный, слегка металлический, леденящий… Вдруг она засомневалась в собственном профессионализме. Энн не могла не думать об Уилле. Она сняла огромные очки и повесила эту бутафорию на вырез майки. Энн оглядела кухню, стараясь смотреть как бы со стороны. Какая же она у нее маленькая! Кухню сделали из угла комнаты, которая когда-то целиком занимала первый этаж.

Вдоль трех стен протянулись обшитые вишневым шпоном шкафчики. Поверхности столов были из склеенных деревянных полосок, мойка — из нержавейки. Последнее время у нее было столько дел, что времени на готовку не оставалось, поэтому все сияло чистотой. Дверцы одного из шкафов были приоткрыты, и Энн заглянула внутрь. Там стояли лакированные глиняные кружки, всякие вазочки и неровная стопка здоровенных кофейных чашек (для пожирания хлопьев по ночам).

Энн внимательно рассматривала открытый шкафчик. Сама она всегда закрывала дверцы, чтобы не треснуться о них головой. Может, это Уилла? Что она там искала? Энн опять заглянула в шкаф и обнаружила пропажу почти сразу, так как это был сувенир. Большая розовая кружка с Люси и Этель на шоколадной фабрике (39-я серия: «Другая работа», 15 сентября, 1952 год). Энн помнила «Я люблю Люси» наизусть, целиком, хотя и не распространялась об этом… Как и о своих тратах. И о многом другом. Где же ее кружка с Люси? Ею пользовалась Уилла? Это важно?

Энн осмотрела комнату. Ни кружки, ни следов борьбы. Пометок для снятия отпечатков — таких грязных черных пятен, которые остаются после работы специалистов из криминального отдела — тоже нигде не наблюдалось. Полицейские явно не искали здесь отпечатки пальцев. Из чего следовало, что преступление было совершено где-то еще. Ее преследовал запах. Точнее,

ужас. И все же Энн заставила себя идти вперед. Нужно выяснить, что же произошло с Уиллой.

Вправо открывалась узкая дверь. Энн вошла в столовую, которая была немногим больше кухни. У левой стены стоял сосновый стол. Нераспечатанные счета от «Визы», предложения открыть кредитную карту, служебные записки лежали кучей в углу стола, рядом с несколькими шариковыми ручками, которые, насколько знала Энн, не писали. Тут тоже все на своих местах, как оставила она, и никаких пятен для снятия отпечатков — ни на столе, ни на двух сосновых стульях, привычно стоявших рядом в углу. На коврике у ножки стола лежала игрушечная мышь — специальная, с запахом кошачьей мяты. Но клочков серой шерсти не было.

— Мэл, — позвала она тихонько, так, чтобы не услышали соседи. Кот должен был бы рысью выскочить на звук своего имени. Энн чувствовала, что нельзя в такой момент думать о коте, но ничего не могла с собой поделать.

— Мэл! — позвала она снова. Ответа не последовало.

Энн прикусила губу. Он сбежал? И жив ли? Его забрал Кевин? Чтобы мучить? Ее охватил гнев, и она прошла дальше, в гостиную. Здесь было темнее, чем в столовой и кухне: окна-то выходили на север. Энн включила бы лампу, однако тогда Дядю Сэма могли бы застукать соседи. Как-никак «взлом и проникновение».

Опять. Ни Мэла, ни следов борьбы. На полу лежит коричневый сизалевый [20] ковер. Наискосок от серого дивана, стоявшего у северной стены возле окна, — телевизор, стереоустановка и полки. Напротив дивана — стеклянный столик, весь в пятнах проб. Энн прошла к нему. Край стола был посыпан черным порошком, и в середине пятна виднелся круглый след от кружки. Возможно, это была кружка с Люси, и тогда ее забрала полиция в качестве вещественного доказательства. Энн попыталась восстановить картину. Уилла, наверное, смотрела телевизор и что-то пила. Тогда где именно ее убили?

20

Сизаль — жесткое, грубое натуральное волокно.

Пахло здесь очень сильно, и Энн непроизвольно посмотрела в сторону прихожей, отделенной от гостиной дверью с узорчатым стеклом. Дверь осталась приоткрытой, но в прихожей было темно. Она шагнула вперед и присмотрелась. От увиденного ее замутило.

Прихожая превратилась в бойню. Кровь была повсюду: она забрызгала темно-серые стены, а на закрывавшем весь пол ковре, мокром насквозь, растеклась кошмарная красно-коричневая лужа. Дверь тоже была в крови. Кровь засохла неровными комками, будто малиновая краска… Что может быть ужаснее? Бесформенные темно-красные кусочки плоти покрывали стеклянную дверь и дальнюю стену. Туда же вонзился зазубренный осколок кости. К ближайшей стене прилипла часть скальпа с сохранившимися на ней окровавленными волосами — словно в издевку.

Энн хотелось закрыть глаза. Однако она сдержалась и заставила себя еще раз посмотреть вокруг. Ее взгляд наткнулся на еле видную меловую линию, очерчивавшую тело. Контур на ковре. Ноги нарисованной фигуры — ноги Уиллы — были слегка раскинуты, убитая лежала ступнями к двери. А голова — о Господи, Уилла! — вот она. Похоже, девушку застрелили, как только она открыла входную дверь.

Милостивый Боже! Бедная девочка… Энн опять посмотрела на залитый кровью ковер. Больше всего крови было там, где лежала голова Уиллы. Похоже, ей выстрелили именно в голову. Точнее, в лицо. Если ее действительно убили сразу.