Навсегда
Шрифт:
Стефани смотрела на неторопливо бегущий Дунай, по которому так же неторопливо и беззвучно двигался белый экскурсионный пароходик. Она прикрыла глаза. Самая обычная сцена, но все совершенно, совершенно необычно. Именно это пыталась доказать старушка. Но должно же существовать какое-то простое, логичноеобъяснение этой фотографии. Да. Косметическая хирургия — хотя в те времена она была еще в зачаточном состоянии. Может быть, какие-нибудь омолаживающие инъекции, что-нибудь
Потому что тот факт, что Лили Шнайдер еще жива — может быть, хорошо сохранившаяся, но все-таки очень старая, да! старая! — легко объясним: в ее доме мог сгореть кто-то другой, а не она сама, и этот кто-то был похоронен вместо нее. Но что Лили может оставаться красивой молодойженщиной даже сегодня, в возрасте восьмидесяти трех? Нет! Источника вечной молодости не существует. Это сказка, легенда, замок на песке.
Но где-то в глубине сознания зудело другое: а что, если такой источник существует?
Выпрямившись, Стефани обратилась к мадам Балац:
— Скажите, — тихо спросила она, — встречались ли вы с Лили после той вашей поездки в Лондон?
Мадам Балац отрицательно покачала головой.
— Нет. В следующем году произошел ужасный пожар. Страшная трагедия!
— А вы уверены, что Лили погибла в том пожаре?
— Конечно, она погибла! Она была всего-навсего живое существо. А почему вы спрашиваете? — накладные ресницы быстро сомкнулись.
Стефани нахмурилась.
— Значит, вы не допускаете вероятность, пусть малую, того, что она все же жива?
— Лили? Конечно нет! Это невозможно!
— Ну, допустим, ее не было в доме во время пожара? — предположила Стефани.
— Она должна была быть в доме. Да, ее похоронили в закрытом гробу, но это не значит, что она не умерла. Ее останки были опознаны по зубам. А похороны? Ее хоронило полмира!
— Интересно… — пробормотала Стефани.
— Но что вы хотите сказать? — голос старушки дрожал. — Что Лили тогда не сгорела?
— Я не знаю, — медленно ответила Стефани. — Конечно, тогда кто-то погиб. Но коль скоро Лили боялась, что о ее секрете узнают, — если, конечно, он на самом деле существовал…
— Существовал! — настойчиво подтвердила мадам Балац. — Я видела его действие своими собственными глазами!
— Тогда она должна была понимать, что, раз она не стареет так, как ее сверстники, молва о ее вечной молодости рано или поздно разнесется по миру. Подумайте об этом. Если она действительно стремилась сохранить свою тайну, не решила ли внезапно исчезнуть, чтобы спрятаться от всего мира?
— Немедленно перестаньте! — мадам Балац почти визжала. — Вы меня пугаете! Лили мертва! Ее похоронили. Вы слышите? Похоронили…
— Но мертва ли она? — прошептала Стефани.
— Почему вы не оставите ее в покое? Ее жизнь была трагической, зачем вы будите ее тень? А теперь — пожалуйста. Вы уже достаточно долго у меня пробыли. Уходите,
Стефани не шевелилась.
— Но если Лили действительно умерла, — тихо спросила она, — что стало с ее тайной?
Вся вежливость внезапно слетела с мадам Балац, и вся ее ненависть к Лили прорвалась наружу.
— Эта стерва унесла ее с собой в могилу! — выплюнула она, брызгая слюной. — Что же еще могло стать с этой тайной!
Стефани, не ожидавшая Такой ярости от мадам, отпрянула.
— А… вы уверены? — спросила она после паузы.
— Конечно, я уверена! — глаза-пауки сузились. — Боже, как я ее умоляла поделиться со мной этой тайной — во имя старой дружбы ли, за деньги ли — я готова была предложить ей все, что бы она ни попросила. Все! А она? Нет-нет! Она отказалась! Отказалась! Она хотела быть единственной хранительницей тайны, эта старая нацистская шлюха! Взгляните на меня! Кто я? Развалина! Реликт!
Всхлипывая, мадам сорвала со своих рук красные перчатки и бросила их в сторону. Слезы струились по ее щекам. Она отстегнула резинку и сняла парик. Кожа на лице и шее обвисла безобразными складками. На голове было лишь несколько жидких прядок старческих ломких волос.
Она подняла свои морщинистые руки.
— Взгляните на меня! — простонала она. — Смотрите! Смотрите! Я ужасна! Стара! На пороге смерти! И только подумать: ведь я могла бы быть всегда молодой! Если бы Лили поделилась со мной своей тайной, какая жизнь простиралась бы сейчас передо мной!
Стефани завороженно смотрела на старуху. Это внезапное перевоплощение было страшно — но одновременно и чем-то притягивало. Весь ее шик, агрессивный, показной лоск исчезли: теперь перед ней сидела самая обычная старуха со смешными и неуместными, густо намазанными, как у клоуна, ресницами.
До мадам Балац наконец дошло, что Стефани во все глаза смотрела на нее. Она подняла голову, напрягла тело: гадюка перед броском.
— Вон! — завизжала она резко и пронзительно. Аиду как ветром сдуло у нее с колен. Обе кошки влетели в комнату, пытаясь найти там убежище от внезапной ярости хозяйки.
Стефани поднялась. Она хотела было что-то сказать, но передумала. И, резко повернувшись на каблуках, быстро вошла в комнату. Она собиралась поставить фотографию на рояль, но вместо этого проворно сунула ее себе в сумку. «Я вовсе ее не краду, — подумала про себя Стефани. — Я беру ее на врет. Кто знает? Она может мне пригодиться». Стефани оглянулась.
Оставшись одна на балконе, мадам Балац снова запела «Соловья». Только теперь в ее голосе не было веселых трелей и свободных взлетов. Теперь в нем были щемящая печаль и тоскливая скорбь. Руки женщины были сложены на коленях, и она слегка раскачивалась из стороны в сторону, в такт мелодии.