Навсегда
Шрифт:
Все эти воспоминания промелькнули в его голове, и он, казалось, не услышал, как к нему обратился Алексей:
— Марина уехала с дочкой в отпуск, так что видите, я тут старался к вашему приезду один.
— Да, да, спасибо. Все отлично. Ну и как у вас тут? — сказал Федор, усаживаясь в мягкое кресло в углу комнаты. Раньше он любил именно это место — отсюда открывался прекрасный вид из окна. Федор специально выбирал форму окна, чтобы оно было во всю стену и чтобы видны были деревья, сквозь которые вечером проглядывает солнце. Ему долго не удавалось подобрать квартиру, и его знакомый риэлтер много потратил времени, чтобы все было, как это хотелось Федору. И сейчас, сидя в этом кресле и смотря вдаль, Федор
— А что Виктория Михайловна? Где она?
— Это целая история. Она сейчас где-то за границей. Вышла замуж за иностранца, который поддержал ее в тот сложный момент.
Алексей внимательно смотрел на Федора. Он почувствовал, что Федор спросил о Виктории не просто, за этим что-то стояло, но что — Алексей не знал. Федор сделал вид, что не слышит, и отвернулся, как будто заинтересовался чем-то на стеллаже. Он взял первую попавшуюся книгу — и это был Ерофеев, “Цветы зла”. Он открыл и прочитал: “Федору от Виктории. На память о наших спорах”. Он закрыл книгу, и Виктория вспомнилась ему в то далекое время. Он вспомнил, как рассказывал ей о своем знакомстве с Верой, вспомнил вопрос о Ерофееве, и они потом долго обсуждали, что значит быть культурным, и Виктория сказала слова, которые до сих пор помнил Федор: “Культурный — это человек всем приятный”. Казалось бы, ничего особенного не сказала Виктория, но он помнил эту фразу и всегда примеривал ее к людям, и, кажется, все получалось именно так.
“Действительно, если человек чем-то вызывает неприязнь, значит, он плохо воспитан”. И дальше он сам с собою рассуждал: “А культурный человек не может быть воспитан плохо, и поэтому он должен быть всем приятен”. Но когда он с Викторией беседовал об этом, она ему сказала: “Не важно, сколько прочитано книг, к людям надо относиться с душой. Это трудно”. Все это сейчас вспоминалось Федору. Эти воспоминания мелькали быстро, но Алексей заметил, что при упоминании о Виктории Федор изменился в лице.
— Я пойду вам что-нибудь приготовлю, — сказал Алексей и вышел.
Федор встал. Подошел к окну. Мысли его все время крутились вокруг Виктории, и неожиданно он подумал: “А ведь вопрос о Ерофееве задала Вера. Ну да, я прочитал…” Федор задумался, пытаясь понять, что же все-таки такое эти “Цветы зла”. И он вспомнил, что не смог эту книгу дочитать до конца. Ему было непонятно, о чем пишет этот Ерофеев, при чем тут цветы зла, или он так писателей называет? На этом его рассуждения прекращались — они не могли идти дальше этих простых мыслей. Он понял, что, говоря о приятности человека другим, Виктория его успокаивала, — она правильно сделала, что вышла за другого — этот другой, наверное, был культурнее его, Федора, простого русского парня, которому посчастливилось встать выше своей среды, но которому еще чего-то не хватает, чтобы… Такие мысли всегда его посещали, когда он пытался понять, почему другим везет больше, чем ему. Это самокопание не занимало у Федора много времени, оно, как облачко, набегало, проливалось дождем, успокаивало его самолюбие, и он отгонял его от себя, и солнце освещало его жизнь, и он спокойно продолжал жить, не углубляясь дальше в рассуждения.
И вот сейчас его жизнь как будто начинается снова.
2
Алексей вернулся с подносом, на котором дымился бифштекс с жареной картошкой.
— Федор Иванович, надо перекусить и выпить.
Алексей поставил на стол бутылку красного вина “Cotes du Rone”, и Федор с аппетитом поедал мясо, которое, казалось, таяло на зубах.
— Расскажите, как наши дела.
— В последнее время, — начал Алексей, — ситуация изменилась. Ваше дело, насколько мне известно, сдано в архив. Им не хватило материалов. В общем, все идет как нельзя лучше. Сейчас уже многих оставили в
Тут Федор перебил его:
— Значит, нас оставили в покое. Я так и думал, хотя панические настроения прошлого мне иногда снились, как кошмар.
Он налил себе вина и выпил. Зазвонила трубка. Федор включил.
— Герман Моисеевич! Рад вас слышать. Да, да, конечно. Завтра с утра у меня в офисе. Я должен отдохнуть сейчас. Спасибо…
— Так вот, — продолжал Алексей. — Наше с вами общее дело сейчас на подъеме. Иностранные партнеры предлагают новое оборудование, и это даст дополнительную прибыль. Самое интересное, что сейчас устанавливают новые цены на наше сырье, и оно будет приближено к реальной его стоимости. Это то, чего мы хотели.
Федор посмотрел на Алексея заинтересованно.
— Значит, то, что мы предлагали на правительстве, утвердили?
Он смотрел на Алексея и думал, как его партнер за это время изменился. Перед ним сидел не простой клерк, каким ему раньше казался Алексей. Пред ним сидел уверенный и спокойный представитель верхнего эшелона.
— Вы изменились. Вам хоть завтра в правительство.
Алексей как будто на минуту задумался, а потом сказал:
— Вы угадали. Мне предложили пост замминистра в нашей отрасли. Вот я думаю… — он замолчал.
Что-то больно кольнуло Федора. Как будто у него отнимали то, что ему должно было принадлежать. Федор доедал бифштекс и думал: “Значит, пока я был там, уже все решено и без меня. Обошли”. И досада на свою неудачную судьбу подступила к горлу. Он налил себе вина и выпил залпом. Поставил стакан на стол и, внимательно посмотрев в глаза Алексею, спросил:
— Это вам предложил Николай Игнатьевич сам?
— Нет. Это мне предлагает наш партнер Савельев Михаил Прокопович. Вы его знаете. Он был вашим заместителем.
— Да, да, помню. У него кто-то там есть?
— Кажется, зять референтом у Николая Игнатьевича .
— Там что, место освобождается? — хмуро спросил Федор.
— Этого я точно не знаю, — смущенно сказал Алексей, вспомнив, что на это место в свое время метил Федор.
— Значит, это еще только планы?
У Федора появилась надежда принять участие в игре. Если в прокуратуре все в порядке, то он сможет уверенно бороться за это место.
Алексей про себя подосадовал на свою откровенность, но желание похвастаться еще не до конца завершенным делом пересилило здравый смысл. Он почувствовал, что теряет уверенность, когда обнаружил, что мысль пробиться в политику не оставила Федора.
Федор понял настроение Алексея. Казалось, та уверенность, которую терял Алексей, передалась ему. Сейчас два человека непроизвольно действовали друг на друга, не осознавая этого: один терял, другой приобретал, но оба были вписаны еще в другие системы, в которых происходило такое же перераспределение энергии, и только кто-то один сможет вытеснить другого, и единственное место, вокруг которого столько желаний концентрируют свою силу, будет принадлежать только ему.
Уставший после дороги, Федор чувствовал, что наступает его время вступать в игру, где кто-то один будет победителем. Как только Федор это осознал, он сразу же ощутил неприязнь к этому только недавно ему казавшемуся приятным человеку. То же самое испытал Алексей, когда понял, что его уверенность в успехе начатого им дела уменьшается. За считанные минуты происходил распад хороших отношений, и зарождалась скрытая ненависть. Это случилось, и Федор и Алексей почувствовали, что теперь уже не о чем говорить. Алексей встал, отнес поднос с грязной посудой на кухню, вернулся обратно, и в то же самое время Федор подумал, что хорошо бы остаться одному, обдумать все, что сразу на него свалилось, и начинать жить дальше.