Навстречу буре
Шрифт:
Отдышавшись, Виктория не торопится уходить и заводит со Стивом милую беседу, растянувшуюся почти на целый час. Немного посерьезнев, Стив решает поговорить о Нейтане. Виктории не впервой слышать о своём друге что-то подобное: какой тот нервный, странный, жуткий. Любого другого она бы уже послала к чёрту, но Стив ей слишком нравится.
От неприятной темы Викторию спасает пробежавший прямо у них под ногами и даже слегка стукнувшийся о её лодыжку енот. Она вскрикивает от неожиданности и брезгливо отстраняется. Животные никогда ей особо не нравились. С удивлением она обнаруживает, что вокруг них, прямо по территории академии, пробегает целая
Под светом фонаря, слегка оскалившись и опасливо озираясь, сидит настоящее чудо. Опоссум, на спине которого маленькими комочками меха расселось всё его многочисленное потомство. Виктория, стараясь не напугать животных, тихо начинает кружить вокруг них, делая один снимок за другим.
— И победителем «Летней Ночи» становится… — она последний раз нажимает на кнопку фотоаппарата, поймав, как ей кажется, идеальный ракурс, — Виктория Чейз.
xxx
Журнальные вырезки в заглавии уже давно стали традицией. Хлоя к этому моменту уже перестала читать глянцевые журналы и открывала их лишь затем, чтобы найти заветные «МА» и «КС».
Она мажет обратную сторону приятных на ощупь листков клей-карандашом и прижимает их к верху странички дневника. Тот уже почти заканчивается, места остается всего на три «письма», после которых… она не знает, стоит ли продолжать.
Хлоя прикладывает кончик чёрной ручки к листу и прикрывает глаза, пытаясь хоть как-то упорядочить ураган мыслей в своей голове. С каждым разом это становится всё труднее. Иногда Хлоя думает, что именно так и сходят с ума.
Вот оно.
«Иногда я думаю, что схожу с ума. И нет, дело не только в том, что я четвёртый год общаюсь с тобой в одностороннем порядке, как с каким-то воображаемым другом. Дело во всем остальном».
Хлоя закуривает сигарету, надеясь, что хоть это немного приведет её мысли в порядок.
«Я вдруг поняла, что никакие знаки не дадут тебе знать наперед, что случится. Например, сегодня Дэвид разбил мою пепельницу спустя полчаса после моего пробуждения, а…»
Рефлекторно отведя руку, чтобы стряхнуть пепел, Хлоя видит, что стряхивать-то его и некуда.
«…а еще через несколько часов я уже мирюсь с Рейчел. Да-да, девушка моей мечты смогла меня простить. Мне бы прыгать от счастья, да, Макс? Нет, Макс. Похоже, теперь мне стоит называть её моей бывшей девушкой. Даже писать эти слова противно, но я не хочу ничего от тебя утаивать. Я ведь знаю, что ты всегда меня поддерж…»
Всё ещё раскаленный пепел отламывается от кончика сигареты и падает прямо на лист. Выругавшись, Хлоя спешно стряхивает его, но сразу понимает, что опоздала — страницу уже прожгло. Продолжая шёпотом бросаться отборной бранью, Хлоя просто вырывает испорченный лист, сминая в комок все свои едва перенесенные на бумагу мысли. Она видит, что пепел прожёг и все оставшиеся неисписанными листы. Больше никаких посланий, до тех пор, пока…
— Хрен тебе, Макс, — закипая, шипит Хлоя, выдирая следующий лист. — Никогда ты меня не поддержишь, мелкая ты… — ещё один лист отправляется смятым в мусорное ведро, обнажая за собой обложку, — трусливая… — Хлоя раскрывает дневник на середине и, крепко ухватившись за разные половинки, начинает изо всех сил тянуть их в стороны, — предательница!
Она разрывает дневник напополам. Все четыре года
Хлоя собирает все листы дневника в охапку, бегом спускается на первый этаж и выходит на улицу. Подойдя к обочине, она достает из кармана зажигалку и подносит её к зажатым в ладони листкам. Огонь, поначалу медленно, с каждой секундой всё сильнее охватывает бумагу. Хлоя хочет кричать во всё горло, как Рейчел тогда, в парке, лишь бы это помогло распалить огонь достаточно, чтобы весь город превратился в кучу пепла.
Её пальцы жжёт пламя, и она, наконец, выпускает из рук горящие листы. Оторвав от них взгляд, Хлоя поднимает голову и видит табун зверей, бегущих прямо по улице. Она так ушла в себя, что даже не заметила их.
Все они убегают от чего-то. Все, кроме одной маленькой лани. Она стоит прямо напротив неё и смотрит Хлое в глаза. Поняв, как та на неё смотрит, Хлоя изумленно приоткрывает рот и отступает на шаг.
Разочарованно. Лань смотрит на неё разочарованно.
— Макс? — выдаёт она, не веря, что и впрямь произнесла это вслух.
Лань опускает голову. Хлоя широко разводит руками, приподняв плечи.
— А чего ещё ты ждала?! — кричит она на неё.
Напуганная её криком, лань дёргается и убегает обратно во тьму, откуда и появилась.
xxx
Вечером академия кажется ему загадочным и немного мрачноватым местом. Именно таким, как он любит: минимум людей, неяркий свет ламп и редкие шаги уборщика или охранника. Даже пахнет здесь совершенно иначе: проявочной жидкостью, пылью, страницами старых книг. Нейтан медленно, нерешительно бредёт по пустым коридорам, каждый его шаг гулким эхом проносится по помещению. Он до сих пор гадает, ради чего Джефферсон вызвал его к себе в столь поздний час. Гадает и боится разочароваться. Вдруг за этим приглашением не стояло никакого таинства, и учитель просто отчитает его, разрушив свой образ «не такого, как все».
Нейтан на миг останавливается перед дверью в кабинет Джефферсона, негромко стучит, прикладывает вспотевшую ладонь к холодному железу ручки и поворачивает её.
Джефферсон стоит напротив окна, сложив руки за спиной и разглядывая ночное небо. Он поворачивается к нему вполоборота, позволяя свету луны сделать линзы его очков непроницаемо-белыми. Нейтан неловко улыбается.
Джефферсон улыбается в ответ, подходит ближе, и по-отцовски проводит ладонью по его щеке, приводя парня в замешательство. Такой неожиданный контакт должен был вызвать у Нейтана отторжение или хотя бы стеснение, но от легкого прикосновения ему вдруг становится как-то спокойно.
— У тебя настоящий талант, Нейтан, ты ведь осознаешь это? — говорит он, и Нейтан словно загорается изнутри. Вот оно: то, чего ему так не хватало все эти годы. — В тебе нет того… тормоза, что сдерживает твоих друзей. Именно поэтому они так и останутся посредственностями, но ты… Если и дальше не будешь сдерживать себя, ты станешь лучшим… нет, величайшим фотографом!
Джефферсон убирает руку, поправляет очки, а затем отворачивается к столу. Нейтан, кажется, чувствует что-то похожее на смущение. И одновременно с тем возбуждение: да, да, наконец-то! Хоть кто-то не указывает ему, что делать, хоть кто-то видит и принимает его полностью таким, какой он есть. Не просто принимает, но ещё и понимает, подталкивает вперёд.