Навстречу буре
Шрифт:
— Ну, и кого ты там соблазнять собралась? — скорее из чистой вредности спросила она, выискивая в горе грязных футболок хотя бы одну относительно чистую.
— Тебя, — подмигнула ей Рейчел и вновь принялась красить ресницы.
xxx
Эта весна была отвратительной.
Холодный ветер задувал в приоткрытое окно спальни, забирался даже под плед и добирался до самых костей. В темноте комнаты шумел вентилятор ноутбука, шёлковые голубые шторы вздымались и опускались от каждого порыва. Пахло свежим одеколоном — подарок отца на день рождения. Ему даже не нравился этот запах, но едва ли Шон догадывался об этом. Едва ли он вообще
— Я больше не намерен терпеть эти выходки! — доносился звонкий голос отца из соседней спальни. — Он позорит моё имя. Я не для этого…
— Т-ш-ш, он тебя услышит, — отвечала ему мать.
— А мне плевать. Если собирается и дальше создавать проблемы, то пусть знает их цену. Меня это достало!
— Ты сам всегда говорил, что мальчик не виноват. Его проблемы…
— «Проблемы»?! Кэролайн, наш сын ёбанный монстр, — уже тише проговорил он, но Нейтан всё ещё мог разобрать слова, — ты бы видела, что он сделал с той девочкой…
Нейтан лежал на кровати в своей спальне, глаза его были сухие, а внутри всё клокотало от злости. Он не собирался этого делать. Просто он ненавидел их всех, ненавидел желание контролировать каждый его шаг, ненавидел быть один, в конце концов. Он ударил её; возможно сильнее, чем следовало бы. Ну конечно сильнее, иначе сейчас она не лежала бы в больнице со сломанными рёбрами. Возможно, он переборщил. С наркотиками и своей злостью, не сумел сдержать себя, когда она бросила короткое «ты должен».
Он никому ничего не был должен. Он ненавидел, когда его контролировали, когда указывали что делать; и ненавидеть он тоже ненавидел — каждый день видел, как это отражалось на его лице и во взгляде. Под глазами появлялись несвойственные его возрасту тёмные круги, обрамлённые красной линией нижнего века.
Нейтан помнил тихий хруст гравия под ботинками, мягкий голос Саманты, а потом её крик, слёзы и звук ломающихся костей. Он не хотел этого делать. Они шли с вечеринки, Нейтан чувствовал себя отлично, может быть, он даже не думал о своём доме и следующем дне. Потом Саманта заговорила об ответственности, и ему словно снесло крышу. Заволокло красной пеленой глаза, а в груди пульсировала громкая ярость.
Она была правильной до омерзения, но каким-то чудом сумела полюбить такого, как он. Он не любил Саманту, но любил её любовь к нему. Ему больше негде было её получить, уж точно не у себя дома. Поэтому Нейтан терпел, когда она включала порядочную девочку и трещала о том, что ему не помешало бы сделать. Он готов был это глотать, как свои чёртовы пилюли, выписанные психологом, слова которого он пропускал мимо ушей вот уже несколько месяцев, когда понял, что тот не способен ему помочь и считает каким-то психом. И он глотал, пока Саманта не сказала, что ему стоило бы взять пример с отца. Нет, хуже. Что он должен… Этого Нейтан уже не стерпел.
«Не смей указывать мне, что делать!» — кричал он; потом сидел в больнице. Помнил запах лекарств, собственное разочарование, и чек на тысячу долларов. Помнил Викторию, и разъярённого отца.
Нейтан свернулся на кровати, живот заболел, и он мелко задрожал, вслушиваясь в каждый звук. Что-то с грохотом ударилось о стену — он задрожал сильнее. Затем в коридоре послышались шаги, и Нейтан сжался ещё больше. Дверь в его спальню распахнулась, а над ним нависла тень его отца. Нейтан открыл глаза: нет, конечно, он не будет показывать свою слабость. Не перед ним.
— Нам нужно поговорить, —
— Прости, пап, — процедил он. По спине скатилась капля пота. Нейтан сел в кровати.
— «Прости, пап», — передразнил его Шон. — Я, кажется, задал конкретный вопрос. Какого. Хрена.
— Это просто несчастный случай, клянусь! — его голос задрожал.
— Сколько таких «несчастных случаев» я ещё должен замять, чтобы ты, сучонок, наконец перестал позорить моё имя? Если это произойдёт ещё раз, клянусь, ты лишишься всего. Я вышвырну тебя, как собаку, ты понял меня?
Возможно, Нейтан ненавидел его сильнее, чем ему хотелось бы. А ему хотелось расчленить своего отца, разделать его на маленькие-маленькие кусочки, а потом закопать в лесу, там, где его никто и никогда не найдёт. Возможно, думал Нейтан, однажды ему удастся сбежать отсюда, вырваться на свободу. Где никто не будет им помыкать, никто не будет указывать, что ему делать, где он сам будет решать, что позорит его имя, а что — нет.
— Да, пап.
Отец шумно выдохнул и отвел взгляд от его лица. Столько злобы и разочарования в таком маленьком жесте. Нейтан молчал и терпеливо ждал, пока Шон покинет комнату, удовлетворенный его смирением. Едва дверь захлопнулась, он достал телефон и начал набирать короткое смс. Ему надо было срочно выбраться и поговорить с кем-то, кто его не ненавидит. Теперь, после отъезда сестры и… Саманты, у него остался лишь один такой человек.
xxx
Эта весна была… вполне сносной.
Жить в доме на колесах рядом с океаном посреди зимы было не слишком-то комфортно. Он болел дважды за последние четыре месяца и возымел от этого не мало проблем. Его покупатели, даже самые мелкие и жалкие из них, сразу стали позволять при нём себе лишнего, едва увидели, как он покачивается от подскочившей его температуры. Теперь, когда погода, наконец, стала нормальной, жизнь начала налаживаться. По крайней мере ветер, что обдувал снаружи его фургон, больше не пробирал его до костей.
Фрэнк отложил бутылку пива, поставил грязную тарелку в раковину, а вернее на гору грязной посуды, что возвышалась над ней, ведь внизу уже не осталось места, облизал пальцы и вытер их о штанины, после чего достал свою записную книжку, которая подрагивала вблизи динамика стереосистемы. Постояв рядом с ней какое-то мгновение, он позволил себе прикрыть глаза и покачать головой в такт разносившимся по всему салону басам.
Песня убеждала его, что «всё в порядке». Да уж, если у кого и было все в порядке, так это у Скипа Мэтьюза, который её написал. Фрэнк всегда считал бывшего Блэквелльского охранника простаком с амбициями, которые тот так никогда и не реализует. А теперь, спустя два года, только посмотрите на него! «Ссаный алкаш» катает по стране с первым студийным альбомом, а Фрэнк, хоть и не желает этого признавать, стал их фанатом. Превратности судьбы… которые лично ему совсем не пошли на руку. Если раньше толкать ученикам дурь удавалось прямо в кампусе, так как обмануть этого рок-профана не составляло труда, то теперь место Скипа занял Дэвид Медсен — ветеран войны и неуравновешенный параноик. Фрэнк после первой же встречи с ним понял, что придется менять схему распространения.