Найти меломана!
Шрифт:
Сказать, что Димка побледнел, окаменел и был потерян, – значит – ничего не сказать. Димка – был раздавлен. И все же вслед ей он сдавленно крикнул:
– А как стать “звездой”?!
Тут наша дама расхохоталась – аж голову запрокинула. Ей-богу, чертовка отчаянно веселилась. Но смилостивилась и на этот раз:
– Зайдите на сайт – “Российские и международные конкурсы вокалистов”, получите информацию из серии: что, где, когда, – с чарующей издевкой продолжила она. – Нам достаточно любой номинации с этих известных фестивалей и контракт со “звездой” – будет подписан. –
Дама все же вернулась. С полпути. И уже с серьезным видом протянула Димке визитку:
– Дерзайте, молодой человек. А вдруг?..
…Тем же вечером они втроем собрались у Саши и строили стратегические планы в отношении Димки – как-никак ему подмигнул шанс.
На круглом обеденном столе стояло блюдо с горячими бабушкиными ватрушками, в сторону были сдвинуты уже полупустые чашки с чаем, старинные розетки с вишневым вареньем – все остальное место занимали разбросанные листы с условиями разнообразных конкурсов и фестивалей. Голова шла кругом…
– Кажется, есть идея! – вдруг загадочно бросил Саша.
Он подошел к пианино, положил на пюпитр какой-то листок и стал наигрывать изумительную мелодию. Димку уже сдуло к инструменту. Он схватил с пюпитра лист и, вчитываясь в текст, стал неуверенно подпевать.
– Что ж ты молчал, еклмн! – рассыпался Димка фейерверком эмоций.
– Тише! – Сашка с улыбкой обернулся на заглянувшую в комнату бабушку, которая тут же тихонечко вышла.
– Это же песня! Обалденная песня. Ну ты и конспиратор.
Это слишком личное… И вправду нравится?
Сашка, есть Сашка! – рассмеялась Леся. – Написал такую потрясную вещь, а спрашиваешь точно как в детстве. Помнишь, как в первом классе ты сыграл своего «Топающего ежика»?
А потом будто сам по себе нарисовался план.
…В ту самую ночь Димон сделал Лесе признание. Вот уж вечер сюрпризов! – ошалела она. Но на прощание Димка бросил такой выразительный взгляд, что поначалу Леся растерялась, затем сработало воображение, и уже спустя месяц она… влюбилась. Естественно, по-русски: беззаветно и безоговорочно растворив свое «Я» в безбрежном океане «Он». Хотя это состояние лучше звучит по-английски: fall in love. Короче, Леся «упала в любовь», не догадываясь, что выбираться оттуда придется мучительно долго.
Ее жизнь, каждый день и почти каждый вечер – были посвящены только ему. Его многочисленным предконкурсным прослушиваниям в разных городах страны, его стилю, его аранжировкам и, наконец, его концертам. Уже – по югу России.
Это случилось за неделю до ее двадцатитрехлетия. На крышке пианино у Димки лежал график концертов. Леся одобрительно кивнула – ее школа . Первое время он звал ее разруливать с завклубами довольно частые накладки – все ему было лень сесть и составить четкий график.
– Что я совсем дебил – не запомню? – возникал поначалу Димон. А потом все же благополучно забывал…
Вдруг ее брови поползли вверх:
– Ты что, забыл?! – ледяной голос заморозил бы и слона, но только не Димку.
Приобняв ее, он нарочито уткнулся носом в график, паяц!
– Бли-и-н… Накладочка.
– Хорошо, я вовремя заметила, – тут же смягчилась она и протянула ему сотовый. – Отменяй! День рождения, зайка, только раз в году…
Он замялся, рухнул на винтовой стульчик у пианино, крутанулся к клавиатуре и стал наигрывать, импровизируя, знаменитое Бетховенское: судьба стучится в дверь.
Рука с телефоном повисла.
Он вновь развернулся и виновато пожал плечами:
– Не выйдет…
Ты хочешь сказать, что перенести должна я?! Что скажу маме? И гостей назвали на восемнадцатое!
Зачем переносить? Я зайду… Наутро. Или лучше в пятницу. У меня выходной. Видишь? – он ткнул пальцем в график. – я полностью сво-бо-ден, – уже без улыбки уставился он.
– А я – нет! – отрезала она и бросилась к выходу.
– Его свободная пятница выпадала аж на 24-е.
Он двинулся следом, скорее по привычке, чем по прихоти и развернул ее к себе.
– Пойми, для меня это – школа! Еще и верная тысяча в кармане, между прочим…
Она молчала, пытаясь зачерпнуть в его янтарных глазах хоть каплю былой нежности.
– Это всего лишь очередная халтура…
– Это – сце-на! Возможность собирать публику и петь! – Он больно сжал ее пальцы. – И я не упущу ее из-за твоего каприза.
– Каприза?! – ахнула она.
– Именно, – скривил он губы.
– Но я же знаю, что сцена, наша провинциальная сцена – всего лишь средство…
– Сцена – для меня жизнь!
– А я?! – захлебнулась Леся.
– Помеха!Леся очнулась сидящей у инструмента, на пюпитре – те же ноты на прежней шестой странице. Ее пальцы машинально подтянули полу халата и она вытерла слезы. Было стыдно. Стыдно за то, что память не отреклась от былого и так же свежа, как и четыре года назад.
Шмыгнув носом, она взглянула на трудный пассаж и на автопилоте уже бегло проиграла его левой. Поразительно! Она все же освоила новый прием Фейнберга, когда одна рука помогает справится другой. Жаль, что “руки” Димона оказались чужими.
Ее вдруг потянуло к окну. К их калитке шел какой-то высокий, коротко стриженный парень. Она выбежала на кухню, окна которой выходили на крыльцо и ахнула.
– Сашка!
Мать, выглянув из-за ее плеча, скорбно запричитала:
– Ой, господи, что сейчас будет-то…
– Бабы Таси нет… – понурив голову, прошелестела Леся.
Он побледнел, хотя беду почувствовал чуть раньше, когда не нашел на прежнем месте родного дома.
– Когда? – Из-за колючего кома, вставшего вдруг костью в горле, вопрос вышел хрипом – едва слышно. Он повторил.