Назад к жизни
Шрифт:
Стоянов кивнул, не удерживая.
Встала как во сне, отчаянно желая, чтобы Михаил задержал, сказал хоть что-нибудь.
Не сказал.
Где-то вдалеке ударил гром, предупреждая, угрожая близкой грозой.
— До свидания…
— Удачи, Кира…. — он тоже поднялся, прощаясь.
Сверкнуло.
Я вздрогнула, моргнула и быстро развернувшись, поспешила к выходу, прихватив драгоценную коробку.
На улице почувствовала, как в глазах скапливаются непрошенные слезы и подставила лицо нарастающему ветру. Шла быстро в сторону остановки,
Глупая, глупая девчонка! Нужно радоваться, что беда пройдет мимо, что жизнь скоро войдет в свою колею, оставив мне лишь легкую грусть и понимание ошибок. Но почему тогда так больно в груди? И почему глаза обжигает не холодный ветер, а слезы?
Я добежала до перекрестка и, дождавшись зеленого сигнала светофора, ступила на зебру. Снова ударил гром, теперь уже прямо у меня над головой, на волосы упали первые капли свежего, прохладного дождя.
Я шла, почти ничего не видя перед собой. И только краем глаза заметила странное движение сбоку.
Рефлексы сработали без моего участия. Я рванулась вперед, отталкивая на ходу впередиидущую девушку, сбивая ее с ног, уводя из-под удара.
А потом резкая боль в ноге, удар, падение и…. тьма.
10
Меня несколько раз перевернуло по асфальту, обжегшему ладони, колени, лицо. Протащило по дороге.
Это испытывал мой сын, когда случайная машина оборвала его короткую жизнь? Страх? Боль? Отчаяние? Понимание, что это конец? Обиду на жестокую судьбу?
Дождь крупными каплями падал мне на спину и плечи, охлаждая горевшее огнем тело. Я чувствовала, как что-то течет из носа и рта, слюни, наверное, смешиваются со слезами, но вытереть их не хватало сил. Или желания.
Закрыла глаза. Наверное, так выглядит смерть. Мне ли ее боятся? Я же уже умирала…. Интересно, а что дальше….
Прикосновение горячих ладоней вернуло сознание, а вместе с ним и боль. Яркую, мощную, обжигающую все тело.
— Кира! Кира! Нет, господи, нет!
Я застонала, чувствуя, как болит все, что только может болеть в теле. И что не может — тоже.
Едва сдерживая рыдания, перевернулась на спину и тут же захлебнулась дождем и соплями, что продолжали течь из носа. Закашлялась.
— Тихо, Кира, тихо. Не двигайся, пожалуйста.
Открыла глаза.
Стоянов, мокрый, растерянный, жалкий стоял надо мной на коленях. На его белом лице читались ужас, паника, отчаяние. Рубашка полностью промокла под струями летнего ливня, вода капала с русых волос и длинных ресниц, текла по лицу. Или это слезы?
Ливень хлестал все сильнее, ручьи на улице превратились в потоки, в одном из которых лежала и я. Но ее прохлада снимала боль, не всю, но все же снимала.
— Что…. — сопли мешали говорить, я вытерла их рукой. Она почему-то стала красной.
Стоянов обнял меня, прижал к себе, стараясь хоть как-то
— Сейчас, — голос его звучал глухо, — сейчас приедет скорая.
— Не… не надо…. — я пошевелила ногами, вроде все нормально. Пошевелила руками — тоже ничего страшного.
Только сейчас поняла, что вокруг нас столпились люди, какая-то девушка со светлыми волосами держала в руках мою намокшую коробку. Вид у нее был растерянный и в тоже время виноватый.
Кто-то раскрыл над нами зонт — запоздалая мера.
Я чувствовала как сильно и быстро бьется сердце Михаила, как его руки все сильнее прижимают меня к себе. Казалось, он хотел стать со мной одним целым, не отпускать ни на минуту.
Я закрыла глаза, прижалась к нему головой — рубашка тут же стала розовой. Кровь из носа так и не остановилась. Он что-то шептал мне, но я сначала не разобрала ни слова. И только через несколько секунд до меня дошло: он говорил на болгарском.
— Моето момиче, моята радост, моето слънце *…
Совершенно нелогичная, нелепая радость растеклась по жилам, захлестнула меня с головой.
Я слушала его шепот, чувствовала его тепло и мечтала, чтобы эти мгновения не заканчивались.
— Михаил… Иванович, — я шмыгнула носом — похоже кровь все-таки остановилась, — я почти в порядке. Честно.
Он отреагировал не сразу.
— Кира, — уткнулся в мои мокрые волосы лицом, — слава богу. Врачи уже едут.
— Не надо врачей, — я осторожно пошевелилась, села, стараясь не вырваться из кольца сильных рук. — Меня задело не сильно….
— Пусть посмотрят и скажут. Я поеду с тобой в больницу.
— Я домой хочу… — призналась я, пряча лицо у него на груди, жадно вдыхая его запах.
Он понял это по-своему, испугался, что сделал больно, выпустил из рук.
— Прости, прости….
— Михаил Иванович, я действительно в порядке.
— Кира….
— Помогите мне подняться, я очень хочу домой.
Он встал сам и осторожно помог подняться мне. Ноги были ватными, но держалась я хорошо, хоть и сильно кружилась голова. Судя по состоянию, машина ударила меня в бедро — именно там болело больше всего. Горело лицо, руки и колени — кожа была стерта до мяса, асфальт сработал не хуже терки.
Стоянов перехватил меня за талию.
— Моя машина недалеко, сможешь дойти?
— Угу, — я потрогала языком зубы — вроде целы. — Где моя коробка?
— Она тут, тут она, — пролепетала стоявшая рядом девушка, — я ее подобрала.
Я бросила на нее быстрый взгляд: мокрая, дрожащая, в порванной майке и джинсах.
— Вы меня спасли, — она ответила на мой немой вопрос.
— Угу, — только гукать как сова я сейчас и способна.
Бедро болело адски, наступать на ногу было не просто, но судя по всему перелома не было. Шаг за шагом, поддерживаемая руками Михаила, я кое-как доковыляла до старого мерседеса.