Назад в Эрдберрот
Шрифт:
Я вдруг удивилась, что как-то слишком долго спускаюсь со второго этажа. Уже должна на улице быть.
Я побежала по лестнице, чувствуя, что рюкзачка за спиной уже нет. Да ну его, до кучи!
Лестница в нашем подъезде состояла из обычных параллельных пролетов, но постепенно они превратились в одну сплошную лестницу, крутым винтом уходящую вниз. Бежать по такой стало сложнее, и я замедлила шаг и стала оглядываться. Перила кованые, поручни из массивного дерева. Ступени, оказывается, тоже деревянные. И стены обиты деревом, потемневшим от времени. И, главное, запах. Куда-то улетучился помоечный «аромат» с нотками канализации, практически постоянно витавший в нашем подъезде. Не скажу, что новый запах был приятным, но
Я аккуратно переставляла ноги, шагая по крутой лестнице, и вдруг она закончилась небольшим узким проходом, который вывел меня на улицу. Миновав проход, я оглянулась на витую лестницу и шагнула наружу. Легкий ветер, носившийся там, слегка приподнял подол расклешенного летнего платья нежно-голубого цвета. Платье было не мое. Я поискала, нет ли на нем карманов. Вдруг там лежат злосчастные ключи, хотя толку-то… вряд ли я теперь доберусь до квартиры по этой странной лестнице.
Улица, на которую я вышла, была совершенно незнакомой. Да и дом тоже уже не мой. Мой шестиподъездный и двенадцатиэтажный дом трансформировался в крепкий двухэтажный сруб. На улицу глядели три окна второго этажа, два окна первого, и между ними неширокая дверь, перед которой я теперь стояла на крыльце. Куда закручивалась витая лестница, я уже и представлять не стала. Я так долго спускалась, а тут всего два этажа.
Я шагнула с крыльца на узкую тропинку, которая начиналась сразу от ступеней и вела куда-то далеко, окруженная с двух сторон травой в половину человеческого роста. Вокруг, сколько хватало глаз, зеленела эта трава. И очень странно выглядел деревянный дом, заросший этой травой. Ни участка рядом, ни забора. Просто дом, словно торчащий из травы. Улицы уже не было. Мне почему-то подумалось, что как только я отойду, дом постепенно превратится во что-то еще или совсем исчезнет.
С такими мыслями я ступила на тропку и пошла сквозь траву. Она мягко и ласково задевала мои голые ноги. Я выходила из домика еще в каких-то незнакомых туфлях, сейчас я брела уже босиком. Земля была теплая и ровная, идти было приятно. Вдруг впереди замаячил чей-то пушистый серый хвост, задранный вверх вопросительным знаком. В нескольких шагах от меня гордо вышагивала кошка, направив одно ухо назад – в мою сторону, по всей видимости.
– Киса, киса, – позвала я, и кошка замедлила шаг и еще внимательней прислушалась. – Кс-кс-кс.
Киса словно размышляла, удостаивать ли меня поворотом головы в мою сторону.
– Кисонька, ты чья такая пушистая? – спросила я. Кошка наконец совсем остановилась и искоса поглядела на меня. Я села на корточки и продолжала звать ее. Тогда она развернулась, подошла ко мне и неожиданно попросилась на ручки. Я взяла ее под мышки и разместила так, чтобы лапки легли на мое плечо. Кошка ткнулась мордой мне куда-то в ухо. Мы с ней посмотрели друг на друга, и тут она сказала:
– Меня зовут Кошка.
– Очень приятно, – не удивившись, ответила я.
– Мне нужно в лес, – произнесла Кошка. – Отнесешь меня?
Я спокойно проследила глазами за ее взглядом и увидела, что где-то очень далеко тропка уводит в лес.
– Конечно, отнесу, – пообещала я и двинулась в сторону леса. – А где мы?
– Мы в Эрдберроте, – ответила Кошка, и я проснулась.
Я лежала на спине, а на груди у меня развалился Кот, весом ни много ни мало, а пять с половиной килограммов. Увидев, что я открыла глаза, он замурчал, вытянулся, погладил меня
– Кот, ты даже не представляешь, что мне снилось! – возвестила я, легонько подталкивая котяру вбок, отчего он в итоге съехал с меня и, мурча, улегся рядышком. – Я была в Эрдберроте. Помнишь, ты придумал это слово?
Кот мурчал, и было не понятно, помнит он или нет.
– Жалко, что тебя там со мной не было. – У меня перед глазами одна за другой вставали картинки из сна. Я вспомнила запертую дверь и зашитый карман. – Хотя, может ты и был. Просто я не смогла к тебе попасть. А так бы я тебя познакомила с Кошкой. Кошка, кстати, твоей расцветки. Только пушистая.
Удивительно, насколько хорошо я запомнила сон. Обычно сон, как льдинка. Он сначала раскалывается на осколки, а когда берешь один осколочек, чтобы его разглядеть, тот тает на глазах. За какую бы картинку из сна мы не цеплялись памятью, она уходит. Вроде брезжит другая, начинаешь на ней внимание заострять, и она тоже сразу ускользает, растворяется. А на этот раз время сна отдалялось, я проснулась и взбодрилась, а все что видела, отлично помнила. Помнила в красках, в деталях. Помнила в запахах. Как запах помойки сменился запахом сырости, а затем на выходе из домика вкусно запахло свежей зеленью… Помнила в ощущениях. Деревянные перила, по которым скользила рука. Трудность спуска по винтовой лестнице. Тяжелая пушистая кошка на руках. Теплая земля под ногами.
Я встала и прошла на кухню, кот заскользил рядом. Я открыла холодильник, вытащила пакетик с его кормом и вдруг увидела на полу то ли песок, то ли комочки земли.
– Ах ты, паршивец! – ласково поругалась я. – Ты опять цветок расковырял?!
Я сунулась к цветку, в земле которого Кот иногда любит покопаться. Нет, не тронуто. Плотно засыпано, никто там не ковырялся. Я подтянула ногу назад, ступней кверху и ужаснулась. Она была такая грязная! Я заглянула в комнату, бросила взгляд на постель и выскочила как ошпаренная. Незаправленная пока кровать тоже была испачкана землей.
– Да что за ерунда, я не ложусь с немытыми ногами в постель, это раз, – бубнила я, стоя в оцепенении посреди кухни. – Но чтобы так испачкать ступни, это надо было где бегать то? Я убираюсь каждую неделю, пол не может быть таким грязным! И перед кем я оправдываюсь?!. Ну, на этой неделе я еще не убиралась, но не могла я так испачкать ноги дома! Где так можно испачкаться? В деревне, если бегать по проселочным дорогам. Если только так!
Когда я последний раз бегала по такой тропинке?
– Сегодня ночью, – ответила я себе чужим голосом. – В Эрдберроте. Только если там.
Кот подошел к рассыпанной в кухне земле Эрдберрота и стал ее зарывать. Я испугалась, что он поддастся какому-нибудь забытому уличному инстинкту и сделает лужу, и схватилась за веник.
* * *
Близился вечер. Я никак не могла отправиться спать, все находились какие-то дела. Назавтра был понедельник, но я, хорошо представляя, что придется с большим трудом вставать на работу, все равно оттягивала момент и не ложилась. Наконец я поняла, что боюсь засыпать. Но боялась я не того, что может присниться опять странный сон, а последствий, которые обнаружились утром в виде земли на полу. Где-то около двух часов ночи я не выдержала и улеглась. Кот, взбудораженный моим ночным бдением, ложиться уже не хотел, у него как раз начались интересные игры с воображаемыми игрушками. Обычные его игрушки на ночь я всегда прятала, потому что он ими шуршал, звенел, гремел, и потом еще ныл, когда они забивались в труднодоступные для Кота места, откуда мне приходилось выталкивать их длинной портновской линейкой. Ночью я к таким подвигам не расположена, поэтому Кот играл сам с собой. Заснула я быстро, но это был совершенно обычный сон, без приключений и хождений босиком бог знает где.