Не ангелы
Шрифт:
– Так может, она ненавидела его, а не тебя?
– Наверное. Только уже никакой разницы.
– Ди, но ведь и папу твоего можно понять, – я вдруг вспомнил недавний разговор своих родителей и решил процитировать несколько фраз. – Жить рядом с… Ну…
– Помешанной?
– Что-то вроде. Прости… Это ведь трудно. Да ещё Ли…
– И дура Амалия.
– Как вы теперь станете жить?..
– Как и раньше. Няньки. У меня школа, у отца – работа.
– Всё равно не представляю… – я откинулся на подушку и замолчал. Что можно было добавить?
– И не надо. У тебя другая семья. Родители любят друг друга…
–
– Младшие сёстры – это кошмар, особенно если они как Ама.
– Она ж орёт, когда ты её так зовёшь.
– Пусть орёт.
– Страшно на похороны идти.
– Забей. Просто рядом постоишь, а то родные меня сожрут. Не хочу.
– Слушай, а ведь и правда…
– Чего? – Ди тоже лёг, завернувшись в тонкое одеяло.
– Получается, мы с тобой как братья.
– Ну да.
– Это хорошо.
– Спасибо, Илюш.
– Да ладно…
Спал ли Динар, я не знал. Но мне сон не шёл. Вспоминались последние года два нашей жизни, дружбы, и в будущее я смотрел с некоторой опаской. Нам всего-то было по четырнадцать. Почти по пятнадцать. Ди считал себя достаточно взрослым для многих вещей, а теперь станет ещё серьёзнее, – в этом сомнений не было, но мне хотелось подольше оставаться ребёнком. Брать скейт и полдня колесить по улицам, резаться в приставку, сидеть на набережной без дела до самого вечера, дразнить девчонок из параллельного класса. Да что угодно, только бы не стоять рядом с другом у гроба его матери, лишь бы не дать ему озлобиться и превратиться в мрачного маленького взрослого.
Жизнь казалась несправедливой и жестокой. И мне хотелось оставить Динара у себя дома, сделать его родным братом и провести рядом всю жизнь. Без больных сестёр, умирающих матерей и отцов, летающих в Париж к любовнице.
3
Собственно, до момента похорон, Ди провёл все дни у нас. Пару раз заглядывал к себе, чтобы повидаться с родными, и возвращался.
В день икс, мы оба облачились в строгие чёрные костюмы, несмотря на жару, легко позавтракали и в сопровождении моих родителей двинулись вслед за целым кортежем из чёрных дорогих авто к моргу. Странно, но там я не чувствовал ужаса или горя, да и обстановка была довольно тихой. Меня больше занимали присутствующие, чем само действо. Амалия стояла подле отца и, кажется, совершенно не понимала, что происходило. Во всяком случае, на лице её не было скорби или страданий. Ди тоже представлял собой каменное изваяние, статую, без чувств и эмоций. Плакали только дамы старшего поколения, но довольно тихо.
Весь ужас начался, когда процессия проследовала на кладбище, и гроб поставили около глубокой могилы. В первом ряду встала вся семья Динара, и я рядом с ними, стараясь не смотреть на лицо умершей. От звучащих слов прощания становилось невыносимо грустно, кто-то рыдал в голос, не стесняясь, и незаметно из моих глаз тоже полились слёзы. Наверное, я плакал за двоих, потому что Ди даже не шелохнулся, будто врос в землю. Сейчас он был похож на отца ещё больше, чем раньше, – тот так же стоял с безучастным выражением лица и только сжимал кулаки. Иногда я видел, как тяжело он сглатывает, и боялся, как бы с ним чего не случилось.
Никогда ещё я не видел столько скорбящих и плачущих людей. Бабушку Динара
Он вернулся ко мне и больно вцепился в руку. Так мы и простояли, пока могила не оказалась засыпана свежей прелой землёй. Я всё ждал, что отец подойдёт к собственному сыну, обнимет его, как обычно делали мои родители, когда я страдал, но только когда мы покидали кладбище, он похлопал Ди по плечу и кивнул, тихо бросив: «молодцом», а мне пожал руку.
– Илюша, – шепнула мать, когда Динара отобрали бабушки, чтобы обнимать и утешать, хотя он внешне не подавал признаков скорби. – Как Динарчик?
– Кажется, плохо.
– Хочешь, я попрошу, чтобы он сегодня остался у нас?
– Если можно.
– Мы с папой считаем что нужно.
– Спасибо, ма, – я прижался к ней крепко, готовый разрыдаться, потому что вдруг явственно представил, как когда-нибудь буду стоять так же, как Ди, и смотреть на безжизненное любимое лицо.
– Ну что ты…
– Люблю тебя.
– И я тебя, мой хороший. Пойду, поговорю. Ладно?
– Ага.
Мы никогда не вспоминали и не обсуждали ту ночь, которую Ди провёл у меня дома после похорон. Ночь, наполненную болью и ужасом. Я благодарен родителям, что они не стали вмешиваться, позволив нам разобраться самостоятельно, но были рядом, готовые помочь, если потребуется.
Свой чёрный костюм Динар вынес в мусоропровод, а когда вернулся, тут же ушёл в ванную. Я стоял около двери и прислушивался: вода не лилась, никаких других звуков тоже не было. Но всё изменилось в один момент: не знаю, что заставило меня без стука ворваться внутрь в ту самую секунду, когда мой друг, сложившись пополам, склонился над ванной.
Его трясло и колотило со страшной силой, и мне пришлось крепко держать неуправляемое тело, насколько хватало умения. Я боялся, что не справлюсь, и Ди рухнет на кафель или чего хуже – ударится о край ледяной белой ванны. Он задыхался, то краснея, то бледнея. Такого ужаса, мертвенного, подбирающегося к сердцу, я никогда больше не испытывал. Меня самого трясло не меньше, чем Динара, но о себе не думалось.
– Ди! – шепнул я ему на ухо в надежде, что слова дойдут до цели. – Динарчик! Плачь! Слышишь! Плачь!
Он только помотал головой.
– Плачь, говорю! Не хочу, чтобы ты умер! Динар!
Изловчившись, я включил кран на полную, зашумела вода, и Ди сдался. Другой бы на его месте просто выл, но он рыдал беззвучно, цепляясь за мои руки. Перекошенное болью лицо сводило судорогами, и я не нашёл ничего лучше, как иногда умывать друга ледяной водой, сам готовый впасть в истерику. Казалось, прошла вечность, но Динару не становилось легче. Теперь его ещё и рвало, выворачивало наизнанку пустой желудок, который, как мне думалось, тоже заполнили слёзы.