Не бесите Павлика
Шрифт:
— Нет. Именно пятнадцатилетнего подростка!
Вот тугой. Павел был уверен, что я шучу, просто так для красного словца про беременность говорю.
— Нет. Беременной барышни, — упрямо рявкнула я и, оттолкнув в сторону дровосека, бросилась к себе. Схватила сумочку, рывком раскрыла ее, едва не сорвав молнию, и принялась копаться в боковом кармашке. Павел стоял на пороге и хмуро наблюдал за моими действиями. Наконец, пальцы нащупали узенькую бумажную полоску, на которой ярко выделялись две поперечные черточки. Победно ухмыляясь, я сунула
— Наслаждайся!
Павел минуты две смотрел на нее, нелепо вскинув брови, а потом сдавленно выдал:
— Ты беременна?
Слава Богу! Дошло! Гений из глубинки.
— Да, Паша! Да! Беременна! — я всплеснула руками, — и, если ты спросишь от кого, обещаю — тресну тебе по голове.
— Даже мысли не было спрашивать такое, — глухо отозвался он, — почему раньше не сказала?
— Я сама недавно узнала. Собралась уже ехать в гости к леснику и осчастливить его новостью, а внезапно выяснилось, что никакого лесника и нет! И никогда не было. Был только какой-то странный тип, играющий со мной в кошки-мышки, — я снова начала заводиться.
— Не было никаких игр. Я же говорил.
— Ах да. Тебя все бесили, и ты спрятался ото всех в лесу. Отшельник, хренов.
— Сейчас меня бесишь ты. Мы же взрослые люди…
— Так, может, мне уйти? Ты только скажи. Я запросто, — грозно шагнула в сторону выхода.
— Все поздно, — схватил за руку так крепко, что я даже охнула, — Никуда не уйдешь.
Попыталась высвободиться — бесполезно. С ним бороться все равно что со стеной каменной бодаться.
— Ух ты, как решительно. Большой начальник проснулся? Надоело добродушного дядьку с топором изображать? — меня заносило, но я не могла остановиться.
— Да. Теперь будет добродушный дядька без топора, — внезапно улыбнулся недодровосек и бесцеремонно руку мне живот положил. Меня аж прострелило до самых пяток, а тело налилось приятной истомой. — А не уйдешь ты потому, что я тебя не отпущу. Больше никогда.
— Ха! — презрительно усмехнулась, скидывая с себя его лапищи. — В прошлый раз легко отпустил. Просто играючи.
— Прости, Юль. Каюсь. Дураком был, — просто сознался он, — Опешил оттого, как все быстро происходило. Не смог вовремя осознать, какое место ты занимаешь в моей жизни.
— А теперь вдруг осознал?
— Осознал.
— Ну и какое? Бесплатного развлечения во время каникул в лесу? Доступной девицы, которой можно мозги полоскать?
— Нет. Скромнее. Просто любимой женщины.
— Все бы такие любимые были, — ядовито ответила я и, смерив его сердитым взглядом, ушла к себе, громко захлопнув за собой дверь.
Каков нахал! Просто нахалище!
— Я тебя не отпущу, — передразнила сердитым шепотом, обращаясь к нему через стену, — то же мне! Властный мачо. Не отпустит он меня. Ха! Уйду и спрашивать не стану.
Опешил он. Растерялся!
Да мне плевать!
Я!.. Да я!.. Да он!.. И вообще!... Вот!
Внезапно
М-дя.
Дурочка я все-таки. Говняюсь тут, выпендриваюсь, а ведь это он. Мой Пашка. Пусть без зарослей на физиономии, но он. Хороший, надежный. Тот самый, от кого сердце замирало и кровь в венах закипала. Мой.
Эти перепады настроения меня точно с ума сведут.
Я на цыпочках подошла к двери. Прислушалась, а потом тихо выскользнула из комнаты.
Павел сидел на крыльце и, сцепив ладони в замок, смотрел наверх, на седые облака, лениво ползущие по розовому небу. Широкая спина, обтянутая белой футболкой, крепкие руки, непослушный вихор на затылке. Под ложечкой засосало от нежности, от жгучего желания быть с ним.
Конечно, я его простила. Да по большому счету и не за что было прощать. Он никогда не делал мне больно, не предавал, не был грубым. А этот маскарад с лесником… Что же будем считать, что он просто хотел произвести на меня впечатление. Правда, обычно для этого все наоборот делают: представляются принцами, да большими боссами, на деле ровным счетом ничего из себя не представляя. А у него все наоборот. Все шиворот—навыворот. Затейник.
С тихой улыбкой вышла крыльцо. Дровосек меня услышал. Повернул голову в пол-оборота, наблюдая за моим приближением, и просто молчал, не зная, что от меня ожидать.
Я подошла ближе и вместо слов забралась к нему на колени. Обвила мощную шею и, блаженно прикрыв глаза, уткнулась носом в теплую кожу. Павел едва заметно усмехнулся, обнял меня одной рукой и тихо поцеловал в плечо.
Хорошо.
Вот только один вопрос надо прояснить.
— Ты сказал, любимая женщина?
— Да, — мужчина кивнул.
— То есть, ты хочешь сказать, что любишь меня? — немного отстранилась, подозрительно заглядывая ему в лицо.
— Уже сказал.
— Правда?
— Правда, — подтвердил он.
— Уверен?
— Уверен.
На этом душещипательном моменте я разревелась, как белуга, а Павел растерянно смотрел на меня и не знал куда деваться.
— Я тебя расстроил?
— Нет, — прорыдала, уткнувшись в ладони, — наоборот.
— Тогда почему плачешь?
— От счастья, — провыла я, шмыгая носом.
— Что-то не похоже, — пробубнил он, стирая с моих щек соленые капли. Пальцы у него теплые, чуть шероховатые, — От счастья обычно улыбаются.
— Ты забыл. Я беременная.
— Не забыл, — снова лапу свою здоровенную на живот мне положил, заставляя урчать от удовольствия, —Ты уже знаешь, кто родится? Или еще рано? Я не силен во всех этих беременных делах.
— Анфиса, — произнесла сквозь слезы.
— Анфиса? — переспросил Павел, — обезьянка что ли?
— Что еще может уродиться от такого лесного человека как ты?