Не бойся глубины
Шрифт:
«Умеренная прибыль более надежна, – вспомнил он дедовы наставления. – Большая прибыль – это риск. Иногда риск оправдан и должен иметь место. Но зачастую нас пытаются привлечь легкой выгодой для совершения сомнительных операций».
Ситуация, которая складывалась на рынке, заставляла Юрия вникать во все самому. Он доверял своим аналитикам, но только не в критические моменты.
– Сверни в офис! – сказал он водителю.
Тот удивленно оглянулся. Охранник невозмутимо смотрел на дорогу. Его интересовала личная безопасность Салахова, а не его финансовые и прочие проблемы.
– Мы и так опаздываем, Юрий Арсеньевич, – осторожно сказал шофер.
– Ничего, подождут!
Салахов нахмурился, он не любил пускаться
Водитель пожал плечами и свернул на проспект, к офису.
Они подъехали к зданию фирмы.
– Подожди меня внизу, – сказал Юрий охраннику. – Я через минуту спущусь.
Легко взбежав по лестнице, он открыл массивную дверь и включил свет. Платон Салахов был волжский мужик, основательный и прижимистый. Излишний шик он считал признаком дурного тона, поэтому весь интерьер центрального офиса был добротен, тяжеловесен и лишен дорогих выкрутасов.
«Пыль в глаза вынужден пускать тот, у кого за душой ни гроша! – учил Юрия дед. – Нам это без надобности. За нами стоит наш капитал и наша репутация, а это поважнее, чем деревяшки да стекляшки!»
Внук не сразу согласился с подобным взглядом на вещи.
«Жадность нам тоже не к лицу!» – возражал он.
На что Платон Иванович неизменно отвечал одно и то же:
«Жадность для мужика губительна только в двух случаях. Денег нельзя жалеть на еду. Это первое. И когда речь идет о женщине, расчет и экономия должны перестать для тебя существовать! Это второе. Никакие деньги не вернут тебе то, что ты можешь потерять вместе с любовью женщины…»
Все это живо явилось на память Юрию, едва он вошел в кабинет и взглянул на портрет деда на своем рабочем столе. Платон Иванович улыбался, но глаза оставались серьезными. На столе, рядом с деловыми бумагами, лежал конверт. Юрий помедлил, прежде чем открыть его. Потом сел и вызвал секретаршу.
– Люба, откуда это письмо?
– Вчера вечером я разбирала почту, Юрий Арсеньевич… Вас уже не было, и я положила письмо на ваш стол. Что-то не так?
– Все нормально! – улыбнулся он.
Тайно влюбленная в своего молодого шефа, секретарша не понимала, почему он не обращает на нее внимания. Люба была красивой девушкой, длинноногой и стройной, с милыми чертами лица, обворожительной улыбкой и густыми светлыми волосами. Она тщательно следила за собой, стильно одевалась, знала два языка и окончила престижную школу моделей. Она просто с ног сбилась в попытках очаровать Юрия, но пока что ее усилия не увенчались успехом.
Господин Салахов отпустил секретаршу и занялся письмом. Обратный адрес, конечно же, отсутствовал.
«Сударь! Вы имели время подумать и, видимо, размышляли над сложившимися обстоятельствами. Но у Вас не хватает мужества признать свои ошибки, как не хватало его у достопочтенного Платона Ивановича. Какова судьба его, Вы знаете. И все равно упорствуете! Вы напрасно надеетесь, что все образуется само собой…
Подумайте, сударь! Человек чести не может игнорировать законную просьбу вернуть то, что ему не принадлежит. Сражаться с роком – задача, непосильная для человека. Оставьте неравную борьбу, которая не принесет Вам ничего, кроме разочарования, страданий и боли! Смиритесь перед неизбежным. Поступите так, как подсказывает Вам совесть, и Вы не пожалеете.
В противном случае Вас ждет неминуемая гибель! Месть страшна. Но она вдвойне страшна, когда мстят мертвые…»
Письмо выглядело неоконченным. Будто неизвестного отправителя что-то отвлекло, спугнуло. Юрий прочитал текст дважды, но смысл послания продолжал ускользать от него. Чего требует аноним? Почему не напишет прямо? Видимо, автор письма уверен, что Юрий знает, о чем идет речь.
Салахов спрятал письмо в сейф и застыл, сбитый с толку очередной загадкой. Он забыл, что привело его в офис, и сидел, тупо уставившись на пепельницу, по которой робко скользил бледный
– Водитель говорит, что вы опаздываете, Юрий Арсеньевич, – тихо сказала секретарша, не решаясь войти.
– Да-да! – спохватился Юрий. – Спасибо!
Он молча вышел, сел в машину и с трудом переключился на насущные проблемы. В очередной раз он задал себе вопрос: не является ли история с письмами следствием раздвоения личности? Коварным проявлением страшной болезни? Он боялся думать и не мог не думать об этом…
Поздно вечером, закончив все дела, Салахов позвонил бывшей уборщице и договорился о встрече. Пожилая дама, моргая подслеповатыми глазами за стеклами очков, несказанно удивилась его визиту. Юрий вручил ей конверт с деньгами – компания-де выделила материальную помощь бывшим сотрудникам. Деньги пенсионерка взяла, но удивление не сходило с ее лица.
Она долго не могла понять, чего от нее хотят. Наконец с большим трудом Юрию удалось выяснить, что в день смерти Платона Ивановича уборщица ничего толком не рассмотрела. Да, заходила какая-то женщина в кабинет к Салахову, но описать ее она не могла.
– Странная женщина, – сказала пенсионерка напоследок. – То ли одета была не так, как надо… то ли… не знаю. Странная, и все!
Глава 34
Анна Григорьевна рыдала.
– Голубушка! – говорила она сквозь слезы. – Вы же обещали помочь! Я только на вас и надеюсь…
– Выпейте воды, – успокаивала ее Динара. – И расскажите, что случилось.
– Лизонька… она не хочет жить в новой квартире! Говорит, что с ума сойдет. Она по ночам спать перестала… Я сама плохо сплю: то воды попить встану, то в туалет. И вижу, что у Лизы в комнате свет горит. Но не захожу. Дочка такая нервная, сердится, когда я ее расспрашиваю… Не хочется ее беспокоить. А вчера не выдержала, зашла. Смотрю – Лиза сидит на кровати, глаза закрыты, руки стиснула и что-то бормочет. Ты, говорю, Лизонька, чего не спишь? Она как вскочит, глаза перепуганные… Боюсь! – твердит. Боюсь я, мама! Богу молюсь, а он меня не слышит. Давай все бросим, продадим эту проклятую квартиру, уедем отсюда в другой конец города! Я тут жить не смогу! Страшно мне… Чего ж ты боишься? – спрашиваю. Я давеча всю квартиру святой водой окропила, везде крестики начертила… ничего страшного быть не может. А она даже задрожала вся. Старуха! – говорит. Она смерти моей хочет! И побледнела, как стенка. В общем, еле я Лизу успокоила. Пришлось мне с ней вместе ложиться, в ее комнате, и свет до утра не выключать. У меня приятельница есть, врач-невропатолог. Пока Лизонька спала утром-то, я ей потихоньку позвонила. Так и так, говорю, у дочки серьезное нервное расстройство, на почве страха. Что делать? Она мне таблетки какие-то назвала. Приходи, говорит, ко мне, я выпишу, а то их без рецепта не дают. Я побежала, принесла таблетки… Но Лиза их принимать отказалась. От смерти, мама, лекарства нет! Так и сказала. Разве это нормально?
– А вы как себя чувствуете в новой квартире? – спросила Динара. – Вам самой не страшно?
Женщина перестала плакать и задумалась.
– Сначала я не боялась, но потом… Это Лиза на меня повлияла! Честно признаться, мне тоже иногда бывает не по себе…
– Почему? Должна же быть какая-то причина?
– Ну… мерещится разное… Один раз показалось, кто-то прошел сзади… Я в зеркало смотрела. И она там… появилась…
– Кто? Старуха?
– Не-е-ет, – возразила Анна Григорьевна. – Очень красивая молодая женщина в старинном наряде… Я знаю, отчего она мне привиделась. После той костюмированной вечеринки у Альшванга! Слишком сильные впечатления… Да! Было еще одно происшествие, – вспомнила она. – Карта!