Не бойся, я рядом
Шрифт:
Они зависли в кафешке на полтора часа и просадили все деньги, которые были на Татьянином телефоне.
Теперь уже и Татьяна потеряла значительную часть своего боевого настроя.
Прокручивая адресную книжку своего обезденеженного аппарата, наконец нашла еще одну фамилию.
– Дай телефон, – сказала она Марку.
– Кому хочешь звонить? – спросил он. Его теперь волновало, что Татьяна после непременного неудачного финала ее фондрайзерской кампании сильно расстроится.
– Мужику
– Ты его хорошо знаешь?
– Один раз встречалась.
– О чем говорили? – Марк теперь уже ничему не удивлялся.
– Он сделал мне неэтичное предложение, я его послала.
– Тоже домогался?
– Нет, по работе. А потом звонил и приглашал меня в его фирму. Объяснил, что нуждается в человеке с отвратным характером.
– Так и сказал?
– Мягче сказал: негибком и конфликтном. Чтоб воров у него на предприятии ограничивать.
– Ты отказалась?
– Ну, раз я дома сижу, – резонно заметила Татьяна.
Бубнов, на удивление (лето все-таки), ответил сразу.
И сразу узнал.
– Я ж говорил, что вы передумаете! – обрадовался он, поняв, что она уволилась. – Приезжайте, я вас сразу же оформлю на работу. Условия будут хорошие, несмотря ни на какие кризисы.
– Виктор Нефедович, вы извините, но у меня в некотором роде обратное предложение, – честно сказала Логинова.
– Вы что, меня нанять хотите? – рассмеялся он. Бубнов по жизни явно был веселым человеком.
– Почти, – в ответ рассмеялась Логинова. И в двух словах объяснила ситуацию: – Мой любимый человек – один из лучших психиатров страны (Лазман прямо расплылся от этих слов) хочет открыть клинику для лечения депрессивных состояний.
– Дело хорошее, – отозвался Бубнов. – Сам к нему приеду, если кризис быстро не кончится. А чем я могу помочь?
– Ему выделяют чудесную лесную усадьбу, старинную, дворянскую еще. И площадь в восемь с половиной гектаров, с лесом и рекой. Если это все отремонтировать – причем фундаменты и стены менять не надо – то цены такому комплексу не будет. Да, – вдруг осенило ее. – А еще там же можно сделать косметологическое отделение. Все разрешения мы с местной властью согласуем. Смотрите, соперировали женщину – и тут же спрятали на месяц от глаз, пока отеки не сойдут. Да и психологическая поддержка им не будет лишней в этот период.
– Далеко от Москвы? – спросил Бубнов.
– Около двухсот километров, – сказала Логинова. И добавила: – А еще, если согласитесь, буду на вас работать. Хоть бесплатно. Изведу вам всех воров, обещаю.
– Вот в чем не сомневаюсь… – снова рассмеялся Бубнов. – А вы знаете, – добавил он после паузы, – в этом что-то есть. И в лесной косметологической клинике – только оперировать надо там же, не тащить после наркоза из Москвы. И в симбиозе косметологии и психотерапии. В общем, скорее да, чем нет.
– Отлично, – обрадовалась Логинова. –
– Несомненно, отработаете, – снова весело согласился Бубнов. – Давайте завтра же и встречаться. Все хорошие дела должны делаться быстро.
– Ну как? – спросила, дав отбой, Татьяна.
– Ну ты даешь! – только и смог сказать ошарашенный Лазман.
– Так что, Марконя, не во всем ты меня перегнал, – она потрепала ему давно поредевшую прическу. – Завтра поедем делать первый шаг на пути к твоей мечте.
Солнце садилось прямо в редкие сосны, делая их стволы уже не бронзовыми, а по-настоящему золотыми.
Дул легкий, слабый ветерок, впитавший в себя все лесные ароматы.
Она взяла его за руку:
– Мы с тобой еще столько наворочаем, Марконь. Все только начинается.
Он молча прикрыл глаза.
Ему было хорошо.
24
Парамонов взглянул на часы – надо было двигаться к Марку Вениаминовичу.
Встречи их стали заметно реже.
И дело не в том, что у обоих резко увеличилась загрузка: Лазман кроме своей обычной деятельности вплотную занялся новой клиникой, а Парамонов отвечал теперь не только за личные три статьи в номер – и даже не только за содержание издания – но и за многочисленные не лежащие на поверхности дела главреда.
Однако причина редкости их нынешних «лечебных» встреч была как раз в эффективности применяемого лечения.
Это Парамонов чувствовал в прямом смысле слова душой.
Если в начале курса он уже за два-три дня до еженедельного визита ощущал усилившуюся тревогу и беспокойство, то теперь «заряда» от лекарств и психотерапии хватало на целых две недели.
Имелось, правда, здесь и свое, – пусть и небольшое, – разочарование.
Эффект-то наступил довольно быстро – пяти дней не прошло.
Потом все время усиливался, давая усталому мозгу Парамонова столь необходимую передышку.
А потом зафиксировался на одном и том же, хоть и вполне приемлемом, уровне.
До чудесного состояния – когда Олегу вовсе не будет думаться про рак или опасность встречи Земли с кометой, или про беды, которые могут подстерегать его еще не родившегося ребенка, – так и не дошло.
Все равно думает.
Хотя не сравнить нынешние печальные думы – и то, как правило, по утрам или когда голова не занята чем-то важным – с тем состоянием тоски и тревоги, которое он почти постоянно испытывал раньше.
Марк Вениаминович объяснил немножко расстроенному Парамонову, что это уж, извините, характерологические особенности его личности.