Не будь дурой, детка!
Шрифт:
— Сэй л'ариа кэ ми нутрэ, — вдруг серьезно, протяжно шепнул ей на ушко Ромка.
— Что ты сказал, Ром?
— Ты воздух, которым я дышу…
— Ой!
— Ми фай соньярэ…
Даринка улыбнулась, понимая:
— Я заставляю тебя грезить наяву?
— Си, синьора! — и снова зашептал, баюкая ее в объятиях:- И миэй
сэнси соно пьени ди тэ…
Горянова подождала немного, ожидая перевода, но его не было.
— Ром! Переведи! Так красиво звучало…
— Я сказал, что все мои чувства переполнены тобой…
— За два месяца?! — возмущению не было предела.
— Почему бы и нет… — смягчил тон Ромка, — ты у меня вообще женщина талантливая… Всё, не шуми… — и добавил, когда Даринка перестала обиженно шумно дышать: — Сэй ла коза пью кара кэ о… — и тут же перевел, чтобы любимая не возмущалась, — ты самое дорогое, что есть у меня.
И Горянова снова, счастливая, расплылась в улыбке.
— Ти амо кон тута л'анима… — снова шепнул Ромка, разворачивая ее к себе и целуя. (Я люблю тебя всей душой.)
И Горянова тоже ответила, на это слово у нее хватало знаний:
— Ти амо…
Эпилог
Прошло пять лет. Даринка спешила забрать дочь из детского сада, вообще — то это должен был сделать Роман, но того сорвали в мэрию: Гродинка проводила реконструкцию здания городской администрации. Поэтому Даринка спешила. Ей ещё и мелкого у родителей забирать. Вопреки всем Ромкиным прогнозам, вторым у них всё же родился мальчишка. Уже подъезжая, она увидела, что на детской площадке, где обычно летом дожидались родителей малыши, бушует какая-то невероятно опасная кутерьма.
— Опять Катарина воюет! — мелькнула в голове гаденькая мысль. — Пора этой боевой девчонке как следует надрать задницу! И в кого она такая драчунья?! Мы с отцом люди вполне себе мирные…
Даринела Александровна Савёлова, припарковавшись секунд в тридцать, уже подлетала к площадке, как услышала слова, обращенные к ее дочери. Приятная и обычно весьма добрая воспитательница из самых лучших побуждений вещала:
— Катя!
— Я не Катя, я Катарина! — с достоинством поправила ее та.
— Катарина! Иногда необходимо думать не только о себе! Ты вполне могла поделиться этой игрушкой с Владиком. В конце концов, ты же самая старшая в этой группе… Просто отдай…
Дочь послушно кивнула и протянула рыдающему мальчику какую — то игрушку.
Савёлова похолодела. Она не стала слушать дальше. В какие — то секунды она обежала забор, огораживающий детскую площадку, и подлетела к дочери, присев возле нее на корточки.
— Не смей, Рина! Слышишь! Никогда не смей отдавать то, что тебе дорого! И плевать, что ты старшая! Плевать, что говорят все вокруг! Слышишь? Никогда, ни при каких обстоятельствах не отдавай то, что тебе дорого! Ты слышишь меня?! — и она с силой тряхнула дочь. — А вы, —
Она вскочила, схватила дочь за руку… И уже собиралась отвести ее к машине, как вдруг та отняла руку.
— Простите мою маму, пожалуйста! — обращаясь к воспитательнице, невероятно твердо произнесла малышка. — У нее был трудный день…
А потом она подошла к тому самому зареванному мальчику.
— На! — сказала она, протягивая тому игрушку. — Возьми и не плачь больше! А я, чтобы ты не волновался, в обмен заберу у тебя ту маленькую лошадку. Хорошо?
Мальчуган, вытирая зареванное лицо, кивнул. Катарина, забрав лошадку и положив её аккуратно в карман комбинезона, подошла к матери.
— Идем! До завтра, Елена Николаевна!
А в машине с маленькой поганки мигом слетел весь лоск, и она, сузив страшно свои глазенки, зашипела:
— Мама! Ты чуть мне все не испортила! Я целый месяц думала, как мне у этой жадины Вадьки лошадку для моей коллекции забрать, а тут ты! Хорошо, что мальчишки в этом возрасте такие наивные!
Савёлова Даринела Александровна оторопела. Она не знала, что на это сказать…
Вечером, лёжа с Ромкой в кровати, она пересказывала эту историю.
— Представляешь, Ром? Она, оказывается, всё продумала! Невероятно! И в кого она у нас такая?!
Савёлов рассмеялся:
— Да есть в кого! Это у тебя в родных сестрах обитает Эльвира Александровна… И потом, Дарёш, у наших детей будут свои пунктики, свои болевые точки. Не беспокойся. Они вряд ли повторят наши ошибки. Потому что им предстоит сделать свои…
Он прижал ее к себе и поцеловал, нежно гладя по голове.
— Знаешь, о чем я сейчас подумал? — шепнул он ей спустя какое — то время.
— О чем?
— Если бы ты не привыкла с детства отдавать больше, чем получать, то у нас вряд ли была такая дружная семья, как сейчас. Потому что я тогда не смог бы увидеть тебя и полюбить, ведь слишком много было в моей жизни продажного. Потому что твоя открытость, твоё тепло, твоя душевная щедрость притягивают к себе людей, делая их навсегда твоими. Ты делилась с другими, не задумываясь о себе, и это вошло в привычку… И пусть тебе было больно, но, кажется, это была плата… Плата за нас… За нашу искреннюю любовь к тебе… Я так думаю…
Даринка крепко, порывисто обняла мужа и заплакала у него на плече.
— Ну вот! Развела сырость!
— Это не сырость!
— А что?
— Это слезы счастья, Ром…
В дверь тихо постучали, а потом маленькая лохматая голова протиснулась в дверь.
— Там Сашка ревет, а вы милуетесь… — буркнула Катарина недовольно.
— Поговори с ним, Рина, песенку ему спой, и он уснет…
— Вот ещё! — фыркнула та, гордо задирая нос. — Ревущие красные младенцы не в моём вкусе!