Не будите Гаурдака

Багдерина Светлана Анатольевна

Трактирщик отчаянно метался где-то за спинами, силясь успокоить разошедшихся клиентов, внушить, что буян был виноват сам, но из-за нарастающего гула сердитых голосов его одинокие выкрики терялись, как шепот листьев в грозу.

— Сима, — конунг обернулся на царевну, — я правда не хочу никого калечить… Ты свидетель. Топоры мои где?

— Уже тут, — легла в широкую лапу Олафа скинутая за колонной связка. — Вот уж, точно, как день начался, так ему и закончиться…

Рукоять топора номер двенадцать легла в ладонь привычно и мягко. Сенькин меч с тихим шепотом вышел из ножен до половины, давая понять, что люди-то мы, конечно, мирные…

Кое-кто из собравшихся на потасовку возмездия намек, может, и понял [124] ,

но пойти на попятную на глазах у всех…

Подогревающая сама себя толпа дрогнула, но устояла.

— Ну, пошумели — и разошлись по местам, — всё еще пытаясь избежать полномасштабной драки, сурово, но и без тени воинственности пробасил отряг. — А если у кого вопросы ко мне имеются, то на улице поговорим. Один на один. От хорошего разговора я еще никогда не отказывался.

124

Стопроцентное содержание идиотов даже в хмельной толпе отрицается теорией вероятности.

— Ага, один на один! Ищи дураков!.. — с пьяненьким негодованием выкрикнул кто-то из задних рядов.

За спиной нервно и резко хихикнула женщина. На нее моментально цыкнула другая, но было поздно.

Масло в огонь плеснули щедрой порцией.

— Братцы, кончай языками трепать! — зачинщик смуты, вооруженный чугунной табуреткой, гневно засопел и подался вперед, словно переходя в атаку [125] . — Бей пришлых всем миром! Али труса празднует артель Седьмой Красногорской?! Он вам железяку ржавую показал, а вы и штаны обмочили?!

125

Но благоразумно при этом не трогаясь с места.

Толпа возмущенно всколыхнулась, качнулась, круг сжался. В свете пробивающихся в окна усталых лучей заходящего солнца блеснули разномастные ножи…

Звучный уверенный голос прозвучал откуда-то слева и из глубины просторного зала неожиданно, и от этого показался вдвойне громким:

— Что я вижу? Что я слышу? В славном Атланик-сити остались люди, которые не слышали о том, что случилось сегодня в Арене?!

Рваный перебор струн, несущий в ошеломленную тишину отзвуки неведомой еще битвы, заставил шахтеров забыть на мгновение о неминуемой драке и повернуть головы.

На первом столе за их спинами в полный рост стоял невысокий плотный человек с лютней наперевес. Светлые спутанные волосы закрывали его лицо, ловкие пальцы метались по грифу и струнам над декой, вызывая к жизни то грохот камнепада, то лязг стали о сталь, то безумные крики, завораживая, гипнотизируя, заставляя слушать — и всеми фибрами взбудораженной души желать еще и еще…

Бурная мелодия, чуть-чуть не достигнув апогея, вдруг оборвалась, незнакомец рывком головы откинул нечесаные пряди набок и продолжил, словно не прекращал говорить ни на секунду:

— Быть выброшенным в окно тем, кто почти голыми руками разорвал на части самого огромного стального голема мастера Олеандра — это честь, о которой вы станете рассказывать своим внукам, ибо случиться с вами в жизни ничего более замечательного и выдающегося просто уже не может!

— Чего?.. — разрывая изумленное молчание, выдохнул лысый рудокоп с бородой деда Мороза.

— Голема?!..

— Разорвал?!..

— В Арене?!..

— Этот?!..

— Ну, это ты свистишь!..

— Да они нас всех одним пинком отсюда бы выкинули!..

— А он один!..

— Ха!..

— Не может быть!..

— Слушайте, слушайте, слушайте, добрые жители Атланик-сити, и не говорите потом, что не слышали!.. — игнорируя насмешки и недоверие, певец горделиво вскинул голову, вдохнул, закрыл глаза, и пальцы вновь ударили по струнам, исторгая из сосновой утробы инструмента, предназначенного для воспевания прелестей и капризов возлюбленных, звуки недавней битвы…

Над

омраченным Атланградом Дышал июнь вечерним хладом. В шатер гранитный, расписной Любители увеселений Стекались шумною толпой, Чтоб посмотреть на бой големий. Бойцы сражались как попало, Обыкновенный мордобой. И ничего не предвещало В тот день развязки роковой. Должны в финальной паре биться Два поединщика; один Железный истукан-убийца, Другой — гранитный исполин. Но почему они не бьются? Откуда эта канитель? Глаза, огромные, как блюдца, В толпе выискивают цель… И вдруг нашли! Гранитный дурень, Как будто коноплей обкурен, К Ивану кинулся; второй же, Железный монстр с дебильной рожей, Немедля бросился туда, Где Агафон Великолепный Маг знаменитый белосветный На скромном камне восседал…

Музыка и стихи, переплетаясь и дополняя друг друга, полились на головы и в уши внимающих недоверчиво, но жадно, недавних драчунов. И с каждой строфой неверие из глаз их улетучивалось, а рты раскрывались всё шире и чаще — то чтобы охнуть в изумлении, то хохотнуть над особо удачной строкой, то ухнуть, сочувствуя героям…

…Вмиг зрители, перепугавшись, Из цирка кинулись гурьбой, По мелким щелям рассосавшись. И грянул бой, атланский бой! Иван и Олаф бились смело, Мечом и топором круша, И от големов пыль летела, В лапшу гранитную кроша Сиденья, крышу, пол и стены Увеселительной арены… Да, много пыли было сбито С големьих наглых козьих морд!.. Против железа и гранита Бессилен меч, негож топор…

Кириан, оказавшийся в присутствии таких благодарных слушателей в первый раз за много дней, если не недель, купался во внимании и восторге. Перед протрезвевшим мысленным взором неизбалованной аудитории безвестный верзила в волчьей безрукавке медленно превращался в исполина, былинного героя, полубога, сошедшего со своего персонального облака исключительно с целью облагодетельствовать забубенные шахтерские головушки, благословляющей дланью своротив пару челюстей.

…А вы, трусливые уроды, Големов хилых кукловоды, Напрасно будете рыдать, Прощенья от Ивана ждать. Вам Олафу придется сдаться, А он уж точно вас простит, И топором номер двенадцать В последний путь благословит!..