(Не) чужой ребёнок
Шрифт:
– Так у всех безвыходная. Только его это не интересует! Ненавижу таких правильных! Даже Грымза входила в положение…
– Ага, входила, а потом шантажировала этим.
Я ещё долго не забуду, сколько крови она из меня выпила.
– Ой, ну прям, – фыркает.
Странные вещи творит с нами память. Всё плохое оттуда быстро испаряется, и мы идеализируем прошлое, раз за разом сетуя на настоящее. Я хорошо помню, сколько слёз Мила пролила из-за бывшей заведующей, как та на ней неоднократно отрывалась и заставляла выполнять чужую
– Я, кстати, могу больничный взять на время карантина, – пытаюсь повернуть ситуацию в свою пользу. – Кто-то выйдет сегодня вместо меня?
– Так некому…
– Вот и я о том же. Короче, Ваня тихонечко посидит в ординаторской. Может, этот новый перец его вообще не заметит.
– Как же, не заметит. Он во все дыры нос суёт. Ему Львовский поручил порядок у нас навести, старик так и заявил, когда представлял нового зава. Наверное, из всех кандидатов выбирал самого бессердечного и противного.
– Старый хрыч?
– Кто?
– Ну этот, новый зав.
– Что ты, молодой. Я бы сказала даже слишком. Налицо синдром вахтёра. Ему небось в кайф помахать саблей и перед начальством выслужиться. А с виду – ничего так, красавчик. Поначалу таким няшкой показался. Думала, все наши бабы за него передерутся. А он оказался таким придурком.
– Внешность часто обманчива…
И Павел, и Януш были очень привлекательны. Но оба проявили себя натуральными козлами. Недаром говорят, что мужику достаточно быть чуть красивее обезьяны. Главное – чтобы порядочный и человечный, а не такой придурок, как мои бывшие или этот поборник порядка.
– Ну да, согласна, Грымза нас немного распустила, – продолжает рассуждать старшая медсестра. – Но ведь во всём должен быть здравый смысл и человеко-ориентированный подход.
– Ладно, кончай философствовать и заумными фразами кидаться. Ну не съест же он меня, в самом деле! И со смены не выгонит. Если что, пообещаю, что это в последний раз. Хотя такой облом – очень обидно…
Устраиваю Ваню в ординаторской. У меня для таких случаев припрятаны карандаши, альбом и раскраски, способные надолго занять моего ребёнка.
Бегу осматривать нового пациента.
– Лиза, зав хочет тебя видеть, – Мила заглядывает в палату. – Зайди к нему, как освободишься.
Нет возможности размышлять о причине вызова. Быстро диктую медсестре назначения и отправляюсь на ковёр. До операции времени мало, но для знакомства вполне достаточно. Меньше распекать будет.
Мне нечего бояться. Год работы под Грымзой меня отлично закалил. Уверена, я способна противостоять любому самодуру. Решительно подхожу к кабинету и стучу в дверь. Бывшая зав никогда не удостаивала нас приглашения войти, поэтому по привычке сразу толкаю дверь и подаюсь вперёд.
Мне требуется время, чтобы привести в соответствие глаза, сканирующие кабинет, и мозг, который принимает и анализирует поступающую к нему информацию.
То, что вижу, кажется насмешкой
Мне не удалось его найти, когда искала. А теперь он вдруг явился в мою жизнь в образе непосредственного начальника. Чур меня!
По прошествии стольких лет он стал для меня почти мифом, человеком-призраком. Единственным реальным подтверждением того, что когда-то мы были вместе, является Ваня. Все документальные свидетельства о моей первой любви и неудачном браке остались погребены под завалами больницы. Восстановила я только то, что нам с сыном было необходимо для жизни.
Там же, под завалами, судьба похоронила моё прошлое и вынудила начать с чистого листа…
Интересно, как Павел тут оказался? Я была уверена, что он как уехал за границу, так там и осел. Вероятно, на небе кто-то перебрал с алкоголем и ради смеха вернул в мою жизнь этого мужчину.
Чего ждать теперь от него? Как нам общаться?
– Здравствуй…те, – не сразу удаётся взять себя в руки и выровнять голос. – Мне сказали, что вы хотите меня видеть.
– Хотел наконец-то познакомиться с отдохнувшим врачом. А оказывается, знакомиться нам не придётся, – усмехается.
Что означает эта ухмылка? Демонстрирует превосходство? Ни намёка на радость от встречи на лице не вижу.
– Интернатуру проходила за границей? – просматривает мою личную карточку. – Молодец. В отделении – почти год. И как тебе тут работается?
Дурацкий вопрос. Все свои обязанности я исполняю. Какая разница, как мне работалось с бывшей заведующей? Какое он к этому имеет отношение? Я не собираюсь отчитываться о своих конфликтах и литрах выплаканных слёз. Не его это дело!
– Нормально...
Интересно, Павел знал заранее, что мы будем работать вместе, или для него это тоже сюрприз?
Как он жил эти годы?
Он изменился. Внешне, конечно, вполне узнаваем. Но выражение лица – каменное, будто на нём – маска, и совсем незнакомые глаза.
– И что, Грымза тебя не обижала? – опять усмехается.
Что в этом смешного? Зачем ему эта информация? Я не собираюсь обсуждать с ним косяки его предшественницы. Если ему нужен на неё какой-то компромат, пусть поищет в другом месте!
– Нет, не обижала. Я не обидчивая.
– Даже так? Отлично, – перестаёт улыбаться и меняет тон. – Надеюсь, ты понимаешь, что никто не должен знать, что мы с тобой когда-то были женаты? Иначе тебе придётся подыскать себе другое место. Правила для всех одинаковые: родственников в одном отделении быть не должно.
По мере того, как он это произносит, внутри закипает лава. Вот же негодяй! Что значит “подыскать себе другое место”? С какой стати? Если он не в состоянии выстроить отношения с подчинёнными, он сам должен свалить отсюда. Думаю, коллеги будут этому только рады.