Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина
Шрифт:
покровительствуемое Зухрой, оно вкруг неё кружилось. По
белому пламени чёрным огнём начертан завет!
– Огнём по пламени?!
– Добро пожаловать, о праведный...
– сказал-таки Муса, точно выдохнул: ...пророк!
– Тут же вздохнул: - О Боже! Ещё один пророк явился - несть им числа! - Я ни при чём, Муса высокочтимый. - Так мы о чём? Ах да: воля не твоя, что явлен в земном обличье! - Богу угодно было. - Чуть что - именем Его прикрыться?!
– Ведом я Джебраилом!
– Муса прервал: - О, знает он, Джебраил, что я думаю о нём: злой дух он, провозвестник бедствий!
– Мухаммед замер: ангел рядом! Молчать? Возразить?
– Являлся ли ангел ко мне?
– Сказывают, что являлся раз четыреста!
– прервал: - Умолкни!
– Глянул на него насмешливо: - А сколько раз к тебе являлся? Без него ни шагу! Небось, двадцать четыре тыщи раз?* - Тут же всерьёз: - Меня обходит ангел Джебраил, пускай услышит: я без посредников общался с Богом! А впрочем, бойся, не то покинет посреди небес, застрянешь, обречённый на вечное блуждание: ни жив, ни мёртв. Так вот запомни: не лицезрел Бога, кроме меня, никто!
– Мухаммед вспомнил - иудей хвастал: "Знал Бог Моисея лицем к лицу!" Тут кто-то сбил с того уверенность: "В спину лицезрел? Увидал, что Бог сидит над Торой? Трогательная картина: учит Своё создание!
______________
* По хадисам, Джебраил действительно являлся Мухаммеду двадцать четыре тысячи раз.
– ...Нет, не удастся тебе, - говорит Муса, - узреть Его. Непонятна мне твоя уверенность!
– Но разве что сказал Мухаммед? Ироничен, чем-то недоволен, но чем? А тут и вовсе новый Муса, лик, усмешкой озарённый, в глазах хитрость вспыхнула: - Ты мне ответь, который век я бьюсь над тайной: мне часто видится летящая стрела.
– Уже вылетевшая!
– От неожиданности услышанного ухмылка слетела с лица Мусы.
– Ибо стрела, - поспешил заметить, дабы успеть выговориться, - уже вонзилась в цель, не будучи выпущенной из лука!
– Вот-вот!
– обрадовался Муса. Но тут же сник: - Возможно ли, чтоб тайна разгадалась?!
– И неожиданно, будто пытаясь вывести из равновесия Мухаммеда: - А что ты собственными руками недруга убил - что скажешь в оправдание?! - Я никого не убивал!
– Испытывает?! - Сегодня не убил, завтра убьёшь! Чтоб человек не убил?
– точно неотвязной думой терзается, не довершил задуманное, может, иначе б вышло, случись по-иному?
– Некогда и я... участь наша такова: кто не убивал? Бог?! Но даже Он!.. А ты уж удивлён! Все наши поступки - с ведома Его, если случились! Не так ли?
– Сам же ответил: - Нет, не так! Успокоение людское! На убиение, запомни впредь, согласия не даст Он никогда, кто б ни был убиенный! Кто-кто? Иисус?! Нет, не убивал, однако, пророк ли он?!
– Не ты ли с неба с Илйасом на землю по велению Бога спустился и лицезрели Ису на расстоянии трёх стрел? Сиянием объятый, он на гору взошёл молиться, пред ним ученики предстали, и глас Божий услыхали?
– Не стану спорить, - согласился, - но что Иса сын Бога?!
– Умолк, задумался: о смерти ль там, куда Мухаммед воротится, о жизни ль здесь, куда Мухаммед прибыл лишь на миг? - О, тяжкий грех! Никто пусть не желает смерти, пока сама к нему не явится!
(75) Не беседа ли с Мусой подвигла Мухаммеда сказать человеку, пожелавшему с собой покончить: "Запретно верующему убивать себя из-за чего бы то ни было!"
Что ж, Мухаммед во плоти земного бытия явлен Мусе, наделённый и небесной жизнью, а потому и гость он, и хозяин. - Но явлен - и уйду! - И воротишься, чтобы дожить земную жизнь? Уж пройдена она!
Новость для мекканцев, что небо - твердь?
– О Боге твоём довольно мы слыхали, поведай о Мусе,
коль явлен нам твой лик!
– Муса... он смугл, и волосы кудрявы, высок и статен.
– Мы тоже можем, не повидав, обрисовать: голос точно гром,
глаза сверкают молнией, плечист, и копта, чтоб сородича
спасти, убил руки прикосновением.
– Раскаялся: "О Боже, мой тяжкий грех прости!" -сказал.
–
– Убить?
– Тебя спасти от самого себя, убив в тебе другого!
86. Исчезнувшая могила
– ...и вызволил сородичей из плена фирауна. Шли и шли. Голодали, но напитал Бог небесный манной. "Надоела манна!" - кричали. Бог во множестве перепелов послал. Жажда мучила - посохом ударил по земле, родник забил, вода текла густая, сладкая. Но Богом спасённые сородичи тельца златого богом выбрали, скрижали бросил я, негодуя, пламени предал тельца, пало по моему велению - без крови, видишь, обойтись не удалось - сородичей три тыщи! Снова сорок дней и ночей не ел хлеба, воды не пил, вымаливал народа и свои грехи! Чтоб голод заглушить, припадал к земле, к животу подвязывал камень. Снова мне скрижали были явлены.
– Неожиданно спросил: - Испытывал когда ты голод? Вдруг... Мухаммед испытал голод, ведь сюда живым явился, тотчас вспомнил, что не успел...
– ему сестра оставила горсть ячменя! - Есть вещи поважнее, чем насытить брюхо! Сородичи закидали меня камнями: "Долой!.." Было искушение - ропот родился: "Куда ведёшь нас?!" Неверие и тоска. Тоска и страх. А с ним в обнимку - малодушие: "На гибель нас ведёшь!.." И в привычное возжелали вернуться: лучше рабство, но сытое, чем голод свободы! "Хотим мы к фирауну!" - кричали. Сорок лет по пустыне аравийской водил их, чтоб ни один не знал, не помнил, что значит быть рабом. Снова возроптали: "Хотим на Бога взглянуть!" И наказаны за дерзость! Змей ядовитых наслал на них Бог! Вновь тысячи погибли, убиты и повешены, но как иначе образумить?!
– Речь твоя гладка, Мухаммед, заслушались тебя!
– Речь Мусы!
– Ну да, язык развязан!
– Так слушайте, что дальше! Привёл в обетованную
землю племя, где реки точно молоко, а берега медовые!
– Ах да: ведь чувство сытости не испытал ни разу!
– Спросить о чём-то, чувствую, желаешь. - Ты прав. Будто однажды, доведённый до отчаяния делами сородичей, ты воскликнул: "Сокрытый от взоров всех, прости меня, что, оглядываясь в хаосе быстротекущих дней в прошлое, которого, казалось бы, и не было, пытаясь заглянуть в будущее, которое - небытие, обуреваем порой сомнениями в Твоём существовании, задаюсь, не находя ответа, греховным вопросом: А есть ли Ты, Вседержитель?"
– То Джебраил придумал, чтоб гнев Бога ко мне вызвать!
... За горизонтом открылась Мусе тонкая полоска, похожая на гладь темнеющей воды: конечное пристанище? Но...
– был миг сомнения! Короче мига, чем успеют ресницы, сойдясь, открыться! И уловил Бог! Хотя, пока Он улавливал, ушло, исчезло сомнение! В вере твёрд как никогда: вот она, обетованная, всего шаг - и ступишь на неё!.. Вдруг слышит Бога: "Дам тебе её увидеть глазами земными! Но в неё не войдешь, ступить не суждено!" Не успел, достигнув с путниками Моафских гор, вглядеться в долину перед ним - о миг сомнения, который был, пришла смерть. Похоронили Мусу - и могила исчезла. У подножия спросили: "Где могила?" - "На вершине!" На гору взобрались, а там сказали: "В долине ищите!" Одни остались на вершине, другие спустились; верхние видели могилу наверху, а нижние - внизу. Тайна могилы Мусы: ни в долине, ни на вершине.
87. Ангел слёз
– Наслышаны о небесах немало, не пора ль спуститься?!
– А может быть, не возвращаться вовсе?
– Пусть про новые небеса расскажет! Ангел слёз?! Но отчего
он плачет?
– Грехи оплакивает ваши!
– А плачущий Муса?
Вдруг точно вопль из груди Мусы:
– О, как тяжка твоя доля! И отчего Бог - слышит ли меня, хочу, чтоб услыхал!
– на муки обрекает Он тебя?! Не ясно ли Ему, что неисправима природа человека?
– И Муса неожиданно для Мухаммеда...
– да, он плакал!