Не дай мне упасть

Владимир Владимирович

– Надеюсь, вы сопротивленья мне не окажете?
– он говорил как-то странно, неправильно выговаривая и соединяя слова. Будто читал белым стихом, но неправильным.
– Теперь уж не сбежать.

Вертолет спускался с подсвеченного ночными огнями Сиэтла неба, готовясь приземлиться на крыше отеля "Крит". Там как раз имелась достаточно удобная широкая площадка. Пилот не обращал внимания на мельтешение цветных огоньков у подножья здания. Полиция ничего не могла сделать ему и его вертокрылой машине. Зато он мог спасти от гнева закона тех, за кем и примчались люди в форме, не догадавшиеся захватить свою "вертушку".

По

мере приближения вертолета крыша все больше оживлялась. Сначала распахнулась дверь, и под купол ночного неба из здания выбрались две женщины. Одна из них шла быстро, но неуклюже, едва не упав наземь. Вторая двигалась медленно и, казалось, была согнута в три погибели. Как выяснилось, так оно и было. Вышедший следом мужчина, ярко выделявшийся на фоне темно-серой крыши своим плащом, держал ее за заломленную руку и толкал перед собой.

Кэтрин и Канзаки, протащенные Фаустом к лифту, проведенные вверх по лестнице и выведенные на крышу, одновременно ощутили холодный и злой ветер, разбушевавшийся на огромной высоте над городом. Сиэтл светил им ярким сонмом крохотных ламп вдали, но здесь и сейчас обе женщины были полностью во власти трикстера. Мегуми, держась за едва не оторванную руку, бросила короткий взгляд на пленившего их мужчину. Ничто в облике итальянца не напоминало о том жалком состоянии, в котором Ватанабэ оставил его в Нью-Йорке. Ни ран, ни следов надругательства на плаще не наблюдалось. Трикстер снова казался предельно элегантным в своей эксцентричности.

– На колени, - коротко велел он, не расцвечивая на этот раз слов.
– Рядом.

Довольно грубо дернув Мегуми за плечо, трикстер поставил ее на колени прямо напротив выхода на крышу, которым они сюда пришли. Рядом, куда более мягко, была поставлена Кэтрин. Велев женщинам положить руки на затылки, Фауст зашел за спину заложниц и замер, чего-то выжидая. Над головами всех троих нарастал рокот вертолета.

Когда пилот повел свою машину на посадку, дверь на крышу распахнулась, и Сэм Ватанабэ разъяренным паровозом вырвался наружу. Канзаки услышала, как у нее над ухом что-то щелкает. Повернуться она не смела, но понимала, что Винтерс тоже напряглась.

Сэм не остановился, а продолжил широкими шагами сокращать расстояние между собой и Фаустом. Он был всего в десятке метров от него и заложниц. Когда итальянец извлек из-под плаща пистолет и взвел его. Руку трикстер не поднимал, лишь немного согнул в локте. Дуло уставилось в спину Кэтрин, и Ватанабэ замер.

– Прости за неудобство, старый друг, - сказал Фауст, и тон его в самом деле был почти извиняющимся.
– Но так мне должно было поступить.

– Никогда, слышишь, никогда не смей выкидывать меня с большой высоты!
– Сэм обличительно наставил на противника указательный палец и заговорил с неубедительной сварливостью.
– У меня от этого всегда начинает кружиться голова.

– Прости, не знал твоих мигреней, - Фауст склонил голову в шутовском жесте.

– А еще не кидай меня в терновый куст, - проговорил толстяк и в мгновение ока переключился с шутливого тона на угрожающий. Сделал он это так стремительно, что Мегуми невольно ощутила, как по коже побежали мурашки. Хотя, впрочем, мурашки по ней бегали от всей сложившейся ситуации.
– А теперь убери пукалку и отпусти женщин.

– Боюсь, не так все просто.

Кэтрин почувствовала, как ветер за спиной закручивается в тугую воронку, бьющую по затылку. Позади Фауста садился вертолет, но трикстер никак не реагировал на поток ветра, созданный садившейся машиной. Пилот дисциплинированно усадил своего летучего коня на поверхность

крыши и принялся выжидать. Его предупреждали о подобном.

– Если всю эту фигню с таинственными предупреждениями, двойными похищениями, визитами вежливости и беготней наперегонки через материк ты затеял только для того, чтобы меня позлить, тебе это удалось, - медленно произнес Ватанабэ, растягивая каждое слово.

Говоря, толстяк едва заметно подвигался ближе к заложницам и итальянцу. Ему оставалось всего каких-то два или три широких шага, чтобы добраться до всей троицы, но Фауст был настороже. Он поднял пистолет выше, и дуло посмотрело прямо в затылок Кэтрин.

– Затея моего хозяина странна, согласен, - итальянец кивнул.
– Но все же довести ее мне нужно до конца.

– И в чем этот конец?
– Ватанабэ замер, не делая попыток приблизиться.

– Все сделанное нами было с целью тебя продемонстрировать ему. И наша встреча, и побег, и битва. Сказать могу: он будет впечатлен. Ты быстр и импульсивен, как и он подчас. Но есть еще одна деталь для уточненья.

Фауст шевельнул рукой, и пистолет оказался нацеленным уже не на Винтерс, а в Мегуми, стоявшую по левую руку трикстера.

– Решения, решения, решенья, - итальянец глубоко вдохнул, прежде чем говорить.
– Он хочет посмотреть на то, как ты способен принимать решенья с кровью.

– Не понял намека.

Взгляд Сэма вновь стал угрожающ. Исподлобья на трикстера в красном плаще смотрело нечто, готовое без малейшего содрогания рвать врага голыми руками. Толстяк в очередной раз продемонстрировал необычайную способность к перевоплощению. Канзаки, холодея, смотрела на него и понимала, что ничем хорошим следующие несколько минут не закончатся.

– Напротив, ты все понял, старый друг, - пистолет вновь уставился в затылок Винтерс.
– Тебя сюда мы завлекли затем, чтоб посмотреть на выбора возможность. Хочу сказать: не знал я, что за выбор тебе придется сделать. Он не сказал мне, что второй из жертв напарница твоя вдруг станет. Но он все просчитал. Хотя и это странным может показаться, он знал, что так все сложится. Я верю.

– Значит, твой таинственный сутенер хочет посмотреть, как я умею делать выбор, - даже голос толстяка неуловимо изменился. В нем появился странный отзвук, как будто кто-то где-то выключил неведомый клапан, и из горла Ватанабэ начало доноситься тяжелое металлическое скрежетание заклинившего механизма.
– Он не думает о том, куда я запихаю ему его знающую и предвидящую голову?

– Твой гнев понятен. Ты ведь знаешь, что удовольствия не вижу в этом я, - Фауст вновь приставил ствол к голове японки.

– Знаешь, меня как-то не волнуют рефлексии тех, кто наставляет пистолет на людей, которые мне дороги.

– Ты в этом весь, эмпатии лишенный. Но выбор все же должен сделать ты. Умрет одна, твоей души хозяйка, или другая, верная слуга. Без этого не будет разрешенья. Как только жизнь одной прервется, ты получишь и данные, и жизнь второй.

Мегуми, чувствуя затылком холод и смертоносное спокойствие пистолета, слушала разговор. И понимала, что жизнь ее конечна. Девушка понятия не имела, в чем заключался смысл престранной игры того, кто привел их в этот отель и столкнул с Фаустом во второй раз. Ей было наплевать, какие тайны станут явью после разрешения их страшной ситуации. Канзаки понимала лишь, что никогда уже не встанет с колен. Проклятый итальяшка предельно ясно все сказал: в обмен на одну из них и что-то еще Сэм должен позволить убить вторую. И не было никаких сомнений в том, кем именно пожертвует толстяк.