Не дай мне упасть

Владимир Владимирович

– Разумеется, - подхватил Лесарж.
– Я думаю, итоги сегодняшней встречи должны быть следующими: всем ограниченным группам Крестоносцев в указанных регионах следует повысить бдительность и принять дополнительные меры профилактики беззакония.

– Легко сказать, - Пирелли нахмурился.
– Я все же склонен считать, что необходимо в первую очередь сосредоточится на выявлении корней заговора. То есть, переключить локальные силы на поиск виновных.

– Что ты имеешь в виду?
– спросил Лесарж, изогнув вопросительно бровь.

– Полномасштабные операции.

Увеличение количества войск, массовые зачистки сопротивления. Необходимо переходить к более жестким мерам.

Все на миг притихли. Слова, вертевшиеся на языке у каждого, были сказаны.

– Ты предлагаешь большие чистки?
– Андре расцепил пальцы и легонько забарабанил ими по столу.
– Это разрушит баланс периферии, который мы создавали с большим трудом.

– Ха!
– вспыхнул Булверч.
– А вот теперь я согласен с Пирелли! Пустить этим дикарям кровушки не помешает.

– Вы оба, кажется, не понимаете, - Аракис напряженно хрустнул шеей, отчего сидевшие рядом члены Синода поморщились.
– В чем тогда смысл всей этой деятельности? Управляемый хаос - это то, что нужно именно нам. Пока наши конкуренты подпитывают наших врагов, и те продолжают удерживать дикарей у нас под ногами, все остается как прежде, и жизнь медленно, но верно продолжается. Если мы начнем чистку, то сотрем все сдержки и противовесы, получив взамен... что?

– Платон прав, - Лесарж прикрыл глаза.
– Масштабные открытые операции слишком рискованны для стабильности. Ее нарушение было бы только на руку врагу, если тот существует.

– То есть, ты предлагаешь и дальше продолжать смотреть на то, как вонючие обезьяны скачут через наши заборы?
– Булверч насупился и стал похож на престарелого бульдога.

– Ни в коем случае, - Лесарж иронично приподнял брови.
– Я всего лишь предлагаю не поддаваться панике. Как я уже сказал, Крестоносцы пусть предпримут необходимые меры предосторожности, а разведка, с помощью Артура, конечно, постарается определить, в какие точки нам следует ударить так, чтобы не нарушить равновесия.

С другого конца стола раздалось басовитое "Х-ха!", и стул безбожно заскрипел, когда единственный сосед Хендрикса подался вперед. Жан-Мишель Дюкло был массивен и широк. Могучая плечистая фигура, украшенная, к тому же, полными боками и животом, даже в сидячем положении сохраняла монументальность почти двухметрового роста. Когда мужчина подался навстречу свету, лампы очертили короткий ежик седоватых волос и широкое лицо крестьянина. Глубоко посаженные глаза агатового цвета смотрели на заседавших с той привычной холодной злостью, которую Синод уже попросту перестал замечать. Гладко выбритый квадратный подбородок придавал и без того суровой физиономии и все фигуре Дюкло тяжесть, ощущавшуюся в каждом движении.

– Ты хочешь что-то сказать, Жан-Мишель?
– доброжелательно обратился Лесарж к человеку, носившему титул главнокомандующего всеми войсками Крестоносцев. Тот скривил толстогубый рот в гримасе, лишь отдаленно напоминавшей улыбку.

– Х-ха!
– повторил он.
– Нет, я ничего не хочу сказать. Je ne veux rien dire, Henri.

Мне нечего сказать, потому что здесь меня не будут слушать.

– Pourquoi tu crois ca, Jean-Michel?
– Лесарж перешел с английского, на котором до сих пор велся разговор, на французский.
– Мы чем-то тебя обидели?

– Я никогда не обижаюсь. Анри, - голос Дюкло походил на размашистые увесистые удары молотком по железу.
– Я огорчаюсь.

– Так чем же ты огорчен?

– Меня огорчает, - Жан-Мишель, помедлив долю секунды, скосил взгляд в сторону невозмутимо замершего Хендрикса и продолжил.
– Очень огорчает тот факт, что никто здесь ничего не понял.

– Да неужели?
– Булверч оттопырил верхнюю губу, подбирая ее под нос и оскаливая зубы. На лице у него читалась фраза: "Еще один наглый лягушатник".
– А ты, надеюсь, понятливее нас, убогих?

– Не всех, но некоторых, - Дюкло посмотрел так, что губа Булверча сама собой принялась опускаться.
– Пока мы все сидели здесь, в этом уютном зале, наслаждаясь контрастом с регулярными заседаниями, и Артур устраивал милую презентацию...

Хендрикс готов был поклясться, что прямо-таки слышит, как напряженно застывают лица присутствующих. Только Дюкло мог позволить себе в столь издевательской манере разговаривать с правителями большей части мира. Только человек, под чьим командованием находились закованные в броню преторианцы, охранявшие спокойный сон этих цезарей, способен был с таким пренебрежением смотреть в их лица. Жан-Мишеь не любил политических игр и никогда не скрывал своих порывов. Вот и сейчас он перешел к главному, минуя ритуальные танцы:

– Во всех разговорах, что я услышал сегодня в этой комнате, не было сказано ни слова о том, что интересно и важно мне. Ни слова не сказано о том, как сохранить жизни моих солдат. Или как вы там их называете со своими пиар-акциями...

– Жан-Мишель, ты что-то путаешь, - улыбка Лесаржа стала приторной настолько, что фальшивость ее была всем очевидна.
– Мы собрались здесь, чтобы обсудить, как остановить вредные для всех нас процессы. В том числе и для твоих людей.

– Мои люди, - Дюкло смотрел на Анри, не отрываясь.
– Каждый день, выходя на улицы чужих городов, рискуют лишиться жизней. И им абсолютно наплевать, что кажется вам важным для сохранения сидений под вашими драгоценными задами. Пока мы тут заседали, я не услышал ни слова о том, как сохранить мир и безопасность для наших граждан и спасти жизни еще не убитых солдат.

– Дюкло, ты забываешься, - Булверч угрожающе надул второй подбородок.

– Напротив, я сохраняю самую трезвую память. Мне до чертиков надоело слушать, как вы обсуждаете "сохранение контроля", "восстановление баланса" и прочую чушь. Давайте поговорим прямо. Вас волнует лишь сохранность ваших драгоценных исканий, безопасность ваших денег и перспектива выжить в мире, который давно должен был умереть.

– Ты неправ, - покачал головой Лесарж.
– Ты прекрасно знаешь, что все наши усилия посвящены поискам спасения для всего мира.