(Не) детские сказки: Жар-птица
Шрифт:
– Птица – еще та страшная сила, но птиц я за всю жизнь ни разу не видела, - внезапно призналась Ягара и, словно обычная хозяйка, стала накрывать на стол. – Только точно знаю: есть они. Не я, Кащеятус птицу встречал. Лет двести назад встретил он в лесу деву рыжую.
Она достала большое серебряное блюдо и дунула на него. Морозные разводы от центра пробежали по краю, превращая блюдце в зеркало, в которой чьи-то воспоминания явились. Там рыжая девица в белом одеянии шагала по снегу босиком и улыбалась, а кто-то незримый, полупрозрачный шагал за нею, таясь.
– А я знаю, что ты здесь! –
Она развела в стороны руки и пламя по коже ее побежало.
– Только струсил старый мудрый Кащеятус. Любовь всем голову дурманит, - пожимая плечами, сказала Ягара. – Не вышел он к ней, ко мне прибежал, ведьмин секрет молодости хотел. Только что ему мои секреты. Я до самой вечности такой буду и сгину юной, а он иное: он не от древних духов, а от людей. Не колдун, не человек, король темной стороны.
Иван поежился. Из всех друзей Ягары Кащеятуса он особенно не любил, трудно с ним рядом было, а Добромир его не знал, но наблюдал за картиной в блюдце, чуть на бок повернувшись. Там как раз появилось отражение в зеркале, жуткое и по-заморски благородное. Мужчина не старый, не молодой, странный, бледный с резкими скулами, с глазами красными и волосами черными, где на висках терялась седина, сухими костлявыми руками взял кубок и выпил все, закрыл глаза, а открыв – себя не узнал. Там был добрый молодец со смуглой кожей и широкими плечами, едва в рубаху из черного шелка поместившийся.
Таким он к ней и вышел, лица ее коснулся и пламя с ее кожи переметнулось на его руку. Крылья огненные распахнулись. Таял снег ручьями, от них разбегаясь, а зеркало чернело и угасало.
– Только магия эта временная. Настоящего она через пару дней и увидела, да обмана не простила. Птицей обернулась да улетела. Больше ее никто не видел.
– А не о ней ли у нас говорят? – спросил Добромир.
– Не знаю. Много раз хотела я увидеть ту рыжую, что пожар устроила, да никак не могу, только она ведьма еще та была; если от всех спрятаться решила, то спрячется и никто не найдет, ни я, ни Кащеятус. Упрямая маленькая огненная девица. Ладно, полно тосковать. Сейчас будем ужинать, а там переночуешь у нас, а завтра поутру к Кащеятусу и поедешь. Если кто тебе поможет, так только он, но помни: не решишь для себя чего хочешь – сгинешь. Судьба тебе большой дар приготовила, но испытывать она будет всерьез, прежде чем его вручить. С такими испытаниями и голову потерять не долго, а теперь вставай, я закончила.
Зеленой жижи на спине, и правда,э не было. Она вся исчезла, остались только тонкие шрамы, изрезавшие сетью широкую спину, и ворох сомнений да вопросов без ответа.
Глава четвертая, в которой судьба пути рисует
Ягара, как добрая хозяйка, напоила его, накормила, больше не нравоучала, а просто спать уложила.
– Тебе силы на путь долгий нужны, отдыхай, - настояла она.
«Лучше бы настойки сонной налила», - думал Добромир, глядя в темный деревянный потолок.
В доме этом комнаты сами появлялись, там где их прежде и не бывало. Как такое возможно Добромир не знал и знать боялся. Просто была стена,
Виновен ли он в власти Гадоновой? Виновен. В зеркало волшебное смотреть не надо - как на духу виновен. Струсил, побоялся на брата оружие поднять, смуты в царстве не хотел. Бояре молчали, а что б они сказали, заяви он о своих правах? Что говорили бы они, потребуй он от них слова?
«Верно, что они могли сказать, если я сам из царского дома ушел, как служка безродный», - понимал он теперь, и оттого сон к нему не шел, обходя стороною.
Где-то за стеной возмущенно и громко заржал Булат, точно волшебный конь, все о своем хозяине знающий.
Что теперь делать, как птицу найти и что делать с ней после, Добромир не знал. Маялся почти до утра, а когда небо чуть посерело за маленьким окном, все же задремал неспокойно.
И снился ему лес темный, а в нем тропа черная сквозь снег ложилась прямо к маленькому огоньку. Шел он по этой тропе, и ветер выл, снег в тулуп заметал, в сапоги набивал, да руки морозил. Рукавицы боевые от каждого шага все больше худились, истончались, а дыры в них появлялись, словно плавилась материя на его руках. Меч отчего-то раскалялся, а он все шел, пока не заметил очертания избы. Огонь в окошке мерцал, плясал, словно умирал на маленькой пичужке.
Страшно стало Добромиру. Бросился он к избе, распахнул дверь дубовую, заглянул внутрь, о мече забыв.
В пустой избе на полу перо лежало, пламенем объятое. Длинное, извитое с желто-алым узором на расширенном конце, словно глаз диковинный из заморских камней драгоценных.
«Улетела птица», - подумал Добромир, присел, взял перо огненное в руку, и побежало пламя по руке, кожу согревая.
Вспыхнул рукав тулупа, и тогда Добромир испугался, выронил перо и пламя его обожгло. Опалило так яро, что подскочил он, проснувшись, потом холодным покрываясь.
Руку болью так и жгло, но, сколько бы он не смотрел на ладонь свою богатырскую, ни ран, ни ожогов на ней не видел.
«Чудные сны в ведьминой избе снятся, не иначе», - решил он и никому о сне дивном говорить не стал.
Вышел из комнаты своей новой, а дверь за ним исчезла, зато Ягара его уже ждала. Сидела у окна с прялкой и нить длинную черную тянула, такую что все вокруг нее чернело. Ведьма ее в клубок мотала и улыбалась.
– Не выспался? – спросила Ягара, взглянув на него своими глазами красивыми, только от взгляда нежного у Добромира холодок меж лопаток пробежал.
– Думал много, - сказал он, к столу подступая, а перед ним вдруг скатерть вздрогнула и прямо из нее и выскочил горшок с горбушкой хлеба сверху.
– Умойся да ложку сам возьми. Вон в том бочоночке прямо за твоей спиной.
Обернулся Добромир, и правда - там где дверь была, теперь мостились полки со склянками, травами да бочонками разными. Из одних кости да лапки сушеные торчали, из других - утварь кухонная.
«Она пугает меня, что ли?» - подумал Добромир, помня, что обычно таких ужасов в доме Ягары не видел.