Не догоняй давно ушедший поезд
Шрифт:
Так безрадостно прошли четыре «медовых» месяца.
А потом Владимира посадили за кражу в том самом общежитии, что в Янове была. Родня плакала, а Лена тихо радовалась – целых три года без издевательств! Какое счастье!
Вняв советам коллег, она решила сделать аборт. Но её родные: бабушка, тётя и крёстный – восстали против этого.
– Вырастим, – сворачивая цигарку, сказал крёстный, – не переживай. Не нужно себя калечить. Дитё-то первое.
И вышел курить на улицу.
– Посидит в тюрьме, может, одумается да по-людски жить начнёт? –
Бабушка помолчала и отрицательно покачала головой:
– Нет, дочка. Уродится теля с лысинкой…
И, обратившись к внучке, поставила точку:
– А дитё не след рушить, грех то великий. Нехай живе. Оно не виновато. Тебя взрастили, взрастим и его с Божьей помощью.
Они и растили Серёжку до двух лет, потому что родным дедке и бабке внук оказался не нужен. Не нужен настолько, что даже при выписке из роддома его никто не встретил, и Лена добиралась на перекладных: сначала на такси, которое оплатила старая знакомая её родителей, а когда легковушка застряла в сугробах возле деревни Пирки, то остаток пути ехала с орущим свёртком на «Беларусе». Это потом уже поняла она, что не свёкрам телеграфировать надо было, а своим родным.
Чтобы быть поближе к сыну, Лена перевелась в другую школу и уехала из Крюков.
Через год Владимиру зону заменили поселением в городе Березники на Северном Урале, он приехал в отпуск, навестил жену с сыном, привёз какую-то погремушку и без конца хвастался большими деньгами. Лена заикнулась о том, что не лишне бы и на сына высылать хоть немного, ведь на алименты она не подавала, хотя нормальные мужчины, находящиеся на поселении, сами их оформляют, чтобы снизить сумму подоходного налога. Услышав это, «папаша» пришёл в ярость и заявил:
– Подашь на алименты – солому получишь!
(Это сыну-то солому!)
– На алименты я не подам, я подам на развод, – ответила Лена. За время, проведенное без него, она перестала бояться.
– Только попробуй! Вернусь – не порадуешься!
– И что же ты со мной сделаешь?
– А я ничего и делать не буду. Тебя мои друзья на хор поставят (это жену-то!), а я только смотреть буду и ногой тебя отталкивать, когда будешь ползти ко мне на коленях, просить пощады и целовать мои ботинки.
Потом он просил прощения, и Лена, чтобы не расстраивать своих родных, на развод подавать не стала.
А ещё через год Владимир приехал в отпуск с новой женой. Лена, ничего не знавшая о его приезде, совершенно случайно встретилась с ними в райцентре на автостанции. Лицом к лицу все трое и столкнулись. Он сделал вид, что не узнал её, а ей ничего не оставалось делать, как «не узнать» его.
К сыну Владимир на этот раз не приехал.
И слава Богу! Теперь Лена могла с чистой совестью подать на развод – никто бы её не осудил. Но оставаться в этом районе всё же было опасно: вряд ли у новой жены хватит терпения долго терпеть причуды избранника, значит, по окончании срока он может опять появиться в жизни Лены и Серёжки и опять превратить её в сплошной кошмар.
Лена уехала туда, где жили её родители и где у неё было много друзей. А когда она подала на развод, оказалось, что Владимир, не успев
От алиментов Лена отказалась, ей нужен был только развод.
Узнав адрес, Владимир начал атаковать Лену письмами с зоны. Нет, теперь он не угрожал, теперь он давил на жалость. О новой жене и втором сыне там не было ни единого слова.
Дмитрий Филиппович тоже не терял времени даром, он тратил его на письма директору школы, в которой работала Лена. Потом начал писать заведующей РОНО. «Как человек бдительный и честный», свёкор считал своим долгом раскрыть руководящим лицам глаза на мерзкую Елену Сергеевну, которая «…отняла посох у слепого», она «… отняла у отца сына, а у деда – внука». Более того, «… эта мерзкая женщина, сделавшая тайно одно грязное дело – развод без согласия мужа, хочет ребёнка, чистокровного белоруса, сделать бурятом или монголом по национальности».
Не был обделён вниманием и второй муж Лены. О, какой грязью обливал его Дмитрий Филиппович! А как же иначе? Ведь «…этот Чингиз-хан раззявил рот на чужое»!
Свёкор буквально захлёбывался собственным ядом, но тоже ни словом не обмолвился о второй жене своего сына и новом внуке.
Только вот над письмами выживающего из ума старика могли разве что потешаться, ибо развод с находящимся в заключении не требует его согласия, а второй муж Елены Сергеевны имел не только русскую национальность, но и ярко выраженную внешность рязанского парня.
С тех пор прошло сорок лет. Дети давно уже крепко стоят на своих ногах. Сергей стал врачом и живёт за границей. Дочь Ирина – журналист, а младший Егор – сейсмолог. У всех свои семьи.
***
Зазвонил телефон. Длинные гудки. Значит, межгород или заграница. Родной голос сына:
– Мамуля, что-то случилось?
– Да нет, сынок, ничего не случилось. Просто тебя твой отец разыскивает.
– Какой отец?
– Биологический.
– Напиши ему, что мой отец умер, а другого у меня не было, нет и быть не может. А, вообще-то…, – Сергей помолчал, потом закончил:
– Мамуля, извини меня за нецензурщину, но лучше ответь этому «фениксу», что я просто послал его на …!
Елена Сергеевна так и ответила на то сообщение, оформив прямой речью сказанное сыном. А от себя добавила: «Не догоняй давно ушедший поезд!»
Стёпкина Радость
Пятилетний Стёпка всегда был занят каким-нибудь делом: то играл с ребятами в догонялки, то возводил в песочнице прекрасные, как ему казалось, замки, то качал в коляске соседскую крикливую Таньку, внучку соседки бабы Кати, пока та ходила в магазин за продуктами