Не гони лошадей
Шрифт:
— Ольга Юрьевна, — снова обратился ко мне Васильев, — возьмите, пожалуйста, вот это, — он протянул мне какой-то металлический цилиндр.
— Что это? — протянула я руку.
— Баллончик газовый, спецснаряжение, вырубает моментально, правда, ненадолго. Убежать успеете, только положите его не в сумочку, а в карман пиджака.
— Зачем это? — буркнула я, хотя прекрасно понимала, зачем. — Там же кругом ваши будут.
Васильев не стал отвечать на мой вопрос. Тем временем мы подъехали к парку, старший лейтенант что-то тихо
Проезжая по плохо освещенным аллеям, я заметила гуляющий народ. Интересно, это милиционеры или на самом деле рядовые граждане совершают вечерний моцион? Я подъехала к развалинам на десять минут раньше назначенного времени. Сердце бешено колотилось, я заглушила мотор, выключила свет в салоне, нащупала сверток с картиной и открыла дверь машины. Тишина. В этом отдаленном уголке парка не было ни одного фонаря.
Темно, тихо. Гуляющие сюда не забредали, слишком недобрая слава была у этих самых развалин, несмотря на их живописность. Пару раз тут находили неопознанные трупы, одно время это местечко облюбовали наркоманы, потом сатанисты… Прогуливаться здесь даже в дневное, а тем более в ночное время могли только ненормальные или особо отчаянные. Я бы никогда здесь не появилась, если бы не нужда.
Я выбралась из машины, осторожно ступая по траве, стараясь не споткнуться о торчащие из земли валуны и остатки фундамента. Тишина, как на кладбище. Луна, освещающая развалины, придавала им еще более жуткий вид. Декорация для фильма ужасов. Я напрягла слух в надежде услышать какие-нибудь звуки, почувствовать присутствие Васильева. Ничего. Однако мысль, что рядом со мной в этой непроглядной темноте есть защитник, придала мне уверенности.
Я прошла сквозь проем, там, где когда-то были двери.
Лестница, ведущая наверх, давно была разрушена, собственно, как и второй этаж. Но мне не туда, мне в подвал. В свете луны блеснул черный провал подвала, показалась лестница, ведущая вниз. Я, держась руками за холодную шершавую стену, осторожно спустилась. Под ногами поскрипывало битое стекло, я больно стукнулась ногой о какой-то ящик. Мне все время казалось, что за мной кто-то пристально наблюдает, смотрит мне в затылок и сейчас выстрелит. Моя рука потянулась в карман за газовым баллончиком.
Вдруг рядом мелькнула какая-то тень, я вскрикнула, уронила баллончик на пол и услышала в ответ совершенно мирный звук: «Мяу!»
Тьфу ты, черт! Кошка, обыкновенная кошка. Я двинулась на свет крохотного окошка. Так, где этот дурацкий ящик, на который я должна положить картину? Ага, вот он, я нащупала его в темноте ногой.
Пристроила сверток и сказала в темноту, неизвестно кому:
— Я положила, как договаривались.
Тем же путем я выбралась из подвала и со всех ног кинулась к аттракционам. Я бежала так, как бегала в студенческие годы на всякого рода спартакиадах за честь альма-матер.
Аттракционы, конечно же, не работали.
— Марина, Рома!..
Добежав до скамейки, я поняла, что ошиблась. На лавке сидели два бомжа, которые укладывались на ночлег, расстилая старые газеты. Мои дикие крики всполошили их.
Я начала бегать от одной карусели к другой, размазывая слезы по щекам, понимая, что моих друзей здесь нет и не могло быть. Не знаю, сколько бы я так бегала по аллеям, если бы кто-то не взял меня за плечи и не отвел к милицейской машине.
— Ольга Юрьевна, успокойтесь, возьмите себя в руки, — произнес Васильев, заставляя меня выпить воды.
Я покорно взяла пластмассовый стаканчик из его рук и выпила противную теплую воду, отдающую бензином.
Возле милицейского «газика» стояла машина «Скорой помощи». Я оглянулась, ища глазами, для кого вызван врач. Только потом до меня дошло, что врача, вероятно, вызвали для меня. Через пару минут это стало окончательно ясно.
Молодой доктор в чистом, на удивление, халате, источал жизнерадостность и здоровье. На его щеках играл молодой румянец, с лица не сходила улыбка. Он вышел из «Скорой помощи» с чемоданчиком и направился прямо ко мне.
— Сейчас уколемся, и порядок, будете у нас как новенькая, — произнес он, закатывая рукав моего пиджака.
Меня почему-то разозлили его говорливость, румяность и веселость. Я отдернула руку.
— Не нужны мне ваши уколы, я не хочу быть спокойной, — резко бросила я. — Я не истеричка, успокаивать меня всякой отравой не нужно.
Доктор перестал улыбаться и растерянно взглянул на сидевшего рядом со мной Васильева, спрашивая взглядом, что делать. Но я уже не обращала внимания на него.
— Вы, надо полагать, никого в подвале не нашли? — спросила я, глядя Васильеву в глаза.
Тот развел руками, увы, мол.
— Ну, разумеется, ваши сотруднички небось столько шуму подняли в парке, что все разбежались.
Васильев даже не пытался оправдываться.
Тут я вспомнила о картине, и у меня похолодело все внутри. Если дружки Когана пробрались в подвал, то картину уже везут к нему. Одна консультация — и выяснится, что это совсем не то. Бедная Марина, бедный Ромка!
Все мои чувства отразились на лице, и Васильев, вероятно, понял, что меня испугало.
— Не беспокойтесь, Ольга Юрьевна, картину мы успели взять, так что бандиты по-прежнему в вас заинтересованы, — попытался он утешить меня.
Я криво улыбнулась. Надо же, какая радость, беспокоиться совершенно незачем. Все в порядке, я нужна бандитам.
— На сегодня, я полагаю, все закончено? — поинтересовалась я. — Я очень устала, хотелось бы отдохнуть.
— Конечно-конечно, мы вас сейчас домой отвезем, вам в таком состоянии самой за руль никак нельзя. Хотите на вашей, хотите на нашей.