Не хочу в рюкзак

Каленова Тамара Александровна

Надежда Федоровна бесшумно ходила от тумбочки к тумбочке. Она раскладывала для своих воспитанников свежее белье, как если бы это делала заботливая мать, когда дети заснули и не мешают ей.

Лида позавидовала ее ловким движениям, ее неутомимости. Ей захотелось походить на эту женщину, научиться всему, что умеет она.

Лида вернулась в свою палату и какими-то новыми глазами осмотрелась вокруг.

Мальчишки мирно сопели, раскинувшись на кроватях. На пол свалились Ирфановы брюки с продранными коленками, а сам он, разметавшись

во сне, лежал на самом краю. «Свалится еще, — подумала Лида. — Ишь ты, какой тяжелый...» Она пододвинула Ирфана на середину кровати. Подняла брюки, повертела в руках и решительно направилась к хозяйственному шкафу. Достала нитки, иголку, вышла в небольшой коридорчик, опустилась в кресло и принялась чинить брюки.

Прошло немного времени. Во всех палатах установилась прочная тишина, без шепотков и разговоров.

— Здесь, пожалуй, заплату надо, — услышала вдруг Лида над головой.

— А, Надежда Федоровна, — обрадовалась Лида. — Садитесь, отдохните! Какой-то день суматошный...

— Я не устала, но с вами посижу с удовольствием. А день-то как раз обычный, — сказала Надежда Федоровна и села рядом с Лидой. — Первый год работаете?

— Первый.

— Ну, как вам наша школа показалась? — дружелюбные глаза Надежды Федоровны были внимательны и серьезны.

— Интересно... — сказала Лида. — То есть даже замечательно! Только...

— Что? — быстро спросила Надежда Федоровна.

— Человек тут один не понравился... — сказала Лида.

Надежда Федоровна улыбнулась: Лидино признание прозвучало как-то обиженно, по-детски.

— Что за человек? — мягко спросила она. Лида смутилась: ей вдруг показалось неудобным говорить о толстяке географе, которого она совершенно не знает.

Надежда Федоровна все поняла и переспрашивать не стала.

— Да, школа у нас и в самом деле замечательная, — сказала она. — Трудно порой бывает, очень! Нам даже за вредность платят. Но я бы ни за что не согласилась уйти отсюда. Где еще такая возможность бывает: целый год дети в одних руках — и никакого чужого влияния. Иногда страшно становится от сознания собственной власти, — Надежда Федоровна тихонько засмеялась.

Они помолчали. Лиде казалось, что Надежда Федоровна хорошо ее понимает, и ей было приятно чувствовать рядом человека, в котором очень хочется предполагать друга.

V

— Смотрите, Юрка!

— Юрка, Юрка, ур-ра!

— Кидай сюды-ы!

Крики неслись снизу вверх. Задранные до ломоты в затылке головы. Брошенные на землю фуражки. Девчоночьи платки сползли на плечи, а то и наземь. Все с восторгом смотрели на Юрку Косовского.

А он расхаживал по краю крыши школьного здания и спокойно собирал там что-то. Рубашка на животе оттопырилась, снизу казалось, что Юрка очень толстый, толще самого Ирфана, весом которого гордилась вся санаторно-лесная школа.

В это

время от замершей в ожидании толпы отделилась девочка и со всех ног бросилась в школу...

Лида заканчивала переписывать на доску слова с пропущенными непроверяемыми гласными, когда в класс ворвалась тоненькая, маленькая кореянка Лена Сюй Фа Чан и, задыхаясь от восторга, крикнула:

— Ли-фин-генна! Косовский на самой-самой верхе!..

— На самом верху, — машинально поправила ее Лида, не отрываясь от доски.

Но тут до нее дошел смысл услышанного, Лида бросила мел и подскочила к девочке:

— Где? На каком еще верху?!

Лена показала тонким пальчиком в потолок, и ее узенькие щелочки глаз почти совсем исчезли.

— На крыше? — упавшим голосом спросила Лида и выбежала из класса.

Она хотела бы немедленно закричать: «Кто ему разрешил?! Ну, погоди!», но в этом крике не было бы ровно никакого смысла: никто никогда никому не разрешает, а нарушения все же случаются, и ежедневно.

Во дворе толпились ребята. «Странно, — подумала Лида. — Моих почти нет, одни первочата».

Косовский поглядел вниз. Сверху Лидия Афиногеновна казалась очень маленькой, нестрашной, и он непринужденно помахал ей рукой.

Лида не знала, что делать. Полезть за ним на чердак? А вдруг он начнет прятаться, убегать да заспешит... Кричать нельзя. Да и что кричать: «Слазь счас же!»?

Прошли две-три томительные минуты, пока Юрка добрался до слухового окна и исчез в его черном квадрате.

У Лиды отлегло от сердца.

— Ну, погоди! — вырвалось у нее.

Через некоторое время на пороге школы показался все тот же Косовский. Малыши так и бросились к нему. А он, сияя гордой улыбкой сильного и щедрого человека, стал выуживать из-за пазухи мячики — черные, красные, из гуттаперчи и вопрошать:

— Чей?

— Мой! — обрадованно отвечал ему кто-нибудь из толпы.

— А этот чей?

— Серегин! Он в изоляторе!..

— Отнести немедленно! А этот чей?

— Мой...

И к Юрке тянулись нетерпеливые руки первочат.

Лида медленно пошла в школу. Проходя мимо облепленного ребятишками Юрки, она сказала негромко:

— Косовский, придешь в класс, когда закончишь свои дела.

— Ладно, — пообещал Юрка.

Лида еще раз посмотрела на всю эту живописную толпу ребят и решительно отправилась к завхозу.

— Федор Иванович! Нужно немедленно закрыть чердак! А то дети... — еще с порога потребовала она.

— Дети, дети, — заворчал завхоз. — Сразу же и кричать...

— Но, Федор Иванович, в какой же школе оставляют чердак открытым?! — возмутилась Лида.

— Замков нет, — сказал завхоз.

— Так забейте!

— Эдак все на свете позабивать придется! — повысил голос завхоз. — Следить надо толком...

Лида не уходила.

Тогда он встал, нехотя взял топор, гвозди и пошел забивать чердак.