Не измени себе
Шрифт:
— А что?
Он твердо ответил:
— Дело.
Я усмехнулся:
— Где же мне его теперь взять?
— А прыгать? — улыбнулся Калинников. — Или вы больше не собираетесь?
Я спросил:
— Зачем же вы меня так… жестоко успокаиваете?
Доктор нахмурился:
— Не понял?
— Допустим… допустим, я снова начну тренироваться. Затрачу массу воли, сил, нервов, энергии. Я это могу. Но если смотреть правде в глаза, тем, кем я был до катастрофы, мне уже никогда не стать.
Калинников молчал, ждал, что я скажу дальше.
— Два метра…
Доктор спокойно сказал:
— Стоит.
— Зачем? Надо уходить. И именно сейчас, когда еще жива в памяти людей моя прежняя слава и когда тебя все жалеют. Будут говорить: «Если бы не авария, он бы два сорок перепрыгнул!» А так выйду в сектор, и что — смех трибун, в лучшем случае сочувствие прежних болельщиков. Ведь так же?
Глядя в пол, Калинников сказал:
— Если бы я заботился о том, как выгляжу в глазах окружающих, наверняка бы ничего не добился. Вы меня понимаете?
— В смысле?
— Меньше надо думать о себе, больше о своем деле.
Я с горечью воскликнул:
— Да какое же это дело, если от него никому проку не будет?
Доктор убежденно заверил:
— Будет.
— Какой?
— Если вы прыгнете хотя бы два метра, я первым стану преклоняться перед вами. Первым!
— Почему? — удивился я.
— Сейчас объясню.
Калинников замолчал, раздумывая, барабанил пальцами по столу.
— Когда я вижу таких упорных, целеустремленных людей, каким вы были до катастрофы, — наконец сказал он, — во мне возрастает психоэнергетический потенциал. «Значит, и я, — говорю я себе, — могу сделать еще больше, чем до этого». Казалось, наступил предел человеческих возможностей, а он его преодолел. Значит, и передо мной не должно существовать неразрешимых трудностей. И так все люди. Каждый проецирует ваши рекорды на свои собственные возможности, раздвигает их рамки. Иногда слышишь: чего в этом спорте мудреного? Ногами дрыгать? Скакать головой вниз? Не согласен. Это стимулятор. Большой стимулятор миллионов людей. А вы говорите — не дело!
Я молчал. Мне было неловко. Я, который жил спортом, никогда так не думал о нем.
Калинников поднялся со стула, добавил:
— Люди более всего нуждаются не в здоровье — чаще всего оно у них есть, — а в духовной поддержке. Им нужно постоянно напоминать, что единственный выход из того или иного затруднения или несчастья — бороться с ними. Другого пути нам не дано. А вы, за судьбой которого следит масса людей, прыгнув на свои два метра, очень поможете им в этом. Не изменив себе, вы преодолеете определенный барьер в сознании многих людей. Всего хорошего!
Он направился к дверям, но перед тем, как выйти, доктор улыбнулся мне и сказал:
— Кстати, именно поэтому я вас в взял вне очереди!
Я вдруг понял, зачем люди во все века искали и продолжают искать пресловутый смысл жизни. Не только ради истины. Нет… Для счастья. Человек, который
Через полмесяца, проходя за день до пяти километров, я стал передвигаться с одной палкой. Нога срослась, удлинилась не на три с половиной сантиметра, а на целых четыре, манипуляции с аппаратом были закончены, мою голень Калинников поставил на фиксацию. Он сказал мне:
— Выписать вас можно уже через две недели, но советую побыть здесь еще месяц. Не ради перестраховки, а для того, чтобы выйти от нас без палок, на двух собственных и не хромая. Подходит такой вариант?
Я не возражал. Наоборот, как многие больные, втайне я уже побаивался расставаться с аппаратом.
С его помощью можно было не только двигаться, но и заниматься штангой. Правда, пока с малым весом. Но мне на первых порах хватало и этого — мышцы мои за три года бездействия заметно одряхлели, дыхание никуда не годилось. В небольшом спортивном зале при больнице я понемногу начал приводить себя в порядок: подскоки на одной ноге, приседания, подтягивания, отжимания от пола, та же штанга, гантели, эспандер, резиновый бинт, волейбол на улице — все это было абсолютно безопасно проделывать в аппарате. Я не представлял, как теперь обойдусь без него.
В ежедневных тренировках, к которым я приступил, незаметно минул месяц. За это время я значительно окреп — организм быстро набирал утраченную силу.
Однажды под вечер в палату быстро вошел Калинников с медсестрой.
— Ну что? — весело спросил он. — Снимаем?
Я испугался:
— Аппарат?
— Да!
— А может, еще повременим?
Доктор нахмурился:
— Воля ваша, хоть всю жизнь в нем ходите. Только если я говорю пора, значит, пора.
Я поинтересовался:
— Опять операцию?
Он улыбнулся:
— Да вы что? Мы прямо здесь в две минуты!
Действительно, вся процедура произошла прямо на моей койке. Я лег на спину, приподнял ногу с аппаратом, удерживая ее двумя руками. От напряженного ожидания боли мои руки противно дрожали. Калинников ловко раскрутил гайки, конструкция как бы обмякла и надавила на кость всей тяжестью. Стало очень неприятно.
Доктор, понимая мои ощущения, успокоил:
— Сейчас… В момент!
Он привычно разъединил, затем снял кольца в стержни. Из моей голени во все стороны, словно металлический веер, теперь торчали одни спицы. Калинников взял плоскогубцы, крепко зажал ими конец самой нижней. Я весь напрягся. Он лукаво улыбнулся:
— Что, уже больно?
— Пока нет…
Не успел я договорить, как он резким сильным движением выдернул из кости спицу. Боли не было — все произошло в какую-то долю секунды. Из отверстий засочилась кровь, медсестра смазала их йодом. Так же стремительно и безболезненно доктор вырвал все остальные спицы. С первого раза не поддалась ему лишь последняя, так называемая штыковая с изгибом. Он опять зажал ее плоскогубцами, развернул в нужное положение. Я моментально поморщился от легкой боли.