Не изменяя присяге
Шрифт:
15:20 Нашел густой туман.
16:52 Вошли в Раумо, ошвартовались к стенке. Плавали 49,4 мили».
(РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 60381)
Переход в густом тумане до Раумо по шхерному району, среди десятков островов, островков и каменных гряд, оказался очень тяжелым. Плавание по счислению — по приборам, особенно трудное в тумане, когда судьба корабля зависит не столько от исправности штурманских приборов, сколько от шестого — штурманского — чувства пространства командира, управляющего кораблем, закончилось благополучно. Офицеры миноносца хорошо помнили,
Да, этот переход дался экипажу «Расторопного» нелегко. Тем более необходим был отдых. В Раумо простояли до понедельника.
В воскресенье 6 ноября побудку команды провели на час позже — в 7 часов. В 7 часов 30 минут команда завтракала, и после подъема флага и утренней приборки было назначено проветривание личного имущества, или, как говорили матросы, — «чемоданное учение». На верхнюю палубу выносились парусиновые чемоданы, в которых хранились личные вещи матросов, и все из них вытаскивалось, развешивалось и проветривалось. Матросы приводили в порядок свое белье, где надо чинили или штопали. После обеда и обеденного сна «чемоданное учение» продолжилось до ужина.
День 6 ноября был днем корпусного праздника. Флотские офицеры, выпускники Морского корпуса, вспоминали в этот день родной корпус и наверняка немного грустили об ушедшей навсегда гардемаринской юности, проведенной в его стенах. Основанный еще Петром Великим, славный наследник его Навигацкой школы, Морской корпус выпускал элиту офицерского корпуса Российской империи — офицеров флота.
Мичману Садовинскому вспомнилось по-корабельному массивное трехбашенное здание на Николаевской набережной Васильевского острова. Его светлый парадный (Столовый) зал, в честь праздника ярко освещенный тяжелыми люстрами. Вспомнилась статуя Петра I, перед которой строились гардемарины в дни торжественных событий. Юный кадет младшего класса Бруно Садовинский первое время слегка робел перед лицом императора, но это быстро прошло.
Жизнь Морского корпуса с его лекциями, практическими занятиями в артиллерийском и минном классах, в радиотелеграфном и девиационном кабинетах, с летней морской практикой на учебных судах, быстро пробежала перед мысленным взором Бруно, как в немом кино. Припомнилось мичману Садовинскому, как в этот день в мирное время устраивались торжественные парады, праздничные обеды, и завершалось все великолепными балами, на который приглашались девушки из лучших гимназий Петербурга. На одном из таких парадов, в 1914 году, присутствовал государь. Повернувшись лицом к строю кадет, гардемарин и офицеров корпуса, он спокойным и негромким голосом произнес:
— А вам я назначаю шефом Морского корпуса наследника цесаревича.
С этого момента Морской корпус стал именоваться Морской Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича корпус.
Во время торжественного парада, под звуки церемониального марша, батальоны Корпуса торжественно проходили под сенью Андреевского флага, под которым Императорский флот служил России более 214 лет. Именно эти минуты особенно остро врезались в память Бруно чувством флотского товарищества, сопричастности к судьбе России и ее флота, верности Андреевскому флагу.
Корпусной бал — это особая страница жизни кадет и гардемарин Морского корпуса.
Утром
В 9 часов подняли пары в котле № 3, снялись со швартовых и пошли в Балтийский порт.
В 11 часов 20 минут командиру доложили из машины, что лопнула труба главного питания кочегарных донок. Командир дал команду застопорить машины.
В вахтенном журнале так и записано:
«11:20 Лопнула труба главного питания кочегарных донок».
(РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 60382)
В навигационном журнале следует уточнение:
«11:20 Лопнула труба у фильтра левой машины. Застопорили машину».
(РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 60381)
Пришлось вернуться в Раумо. Там, в авральном порядке, машинная команда во главе с машинным кондуктором под руководством инженер-механика миноносца мичмана Н. Т. Гуляева произвела, необходимый для дальнейшего перехода ремонт, для чего временно заглушили лопнувший трубопровод. На следующий день благополучно дошли до Балтийского порта, а оттуда 9 ноября перешли в Ревель. Четыре дня простояли. В воскресенье 13 ноября в 9 часов подняли дежурный флагшток. Простояли в дежурстве по рейду еще сутки и в понедельник, в 9 часов, спустили флагшток. Накануне на миноносец для дальнейшего прохождения службы прибыли из роты Минной обороны: матрос I статьи Василий Леонов, матросы II статьи: Иван Константинов, Александр Брейпах, Рудольф Вильдер, Александр Часов, Степан Митаков. Мичман Садовинский, дежуривший по кораблю, принимал прибывших матросов и передавал их фельдфебелям в подразделения. Да, боевой, сплоченный, сплававшийся экипаж миноносца постепенно размывался новыми, молодыми матросами.
Эскадренному миноносцу «Расторопный» предстоял длительный плановый ремонт на заводе, и не только из-за повреждений трубопровода кочегарных донок. Постоянные выходы в море, интенсивная нагрузка на котлы и машины требовали уставшему, изношенному за десятилетнюю службу миноносцу, серьезного ремонта механизмов.
14 ноября, после подъема флага, 28 человек команды послали в городскую церковь, в Ревель. Перед обедом команда из церкви возвратилась.
Во вторник 15 ноября миноносец «Расторопный» находился в Ревеле.
В среду 16 ноября, в 5 часов 24 минуты утра, снялись со швартовых и пошли в Гесльсингфорс. В 9 часов 24 минуты вошли в Гельсингфорсскую гавань и стали на якорь и швартовы в Нора-Хамин, канату 45 сажень левого. Прекратили пары в котле № 1. Под парами оставлен котел № 3.
В пятницу, 18 ноября вышли из Гельсингфорса, присоединились к подлодке «Единорог» и английской подлодке «Е24» и вместе с ними пришли в Ревельскую гавань и ошвартовались к стенке.
По прибытии в Ревель из штаба Минной дивизии получили приказание конвоировать транспорт «Hera». В 3 часа 25 минут 19 ноября подняли пары в котле № 2, снялись со швартовых и пошли конвоировать транспорт «Hera» в Гельсингфорс.
Утром, в 8 часов 56 минут, сигнальщиками была замечена плавающая шаровая мина, по которой был открыт огонь. В 9 часов 22 минуты шаровая мина затонула. Об этом происшествии мичман Б. Садовинский сделал в вахтенном журнале следующую запись: