Не касаясь земли
Шрифт:
– Какая встреча, как я рад, – восторженно произнёс Боб, целуя её мягкую душистую руку. – О, Лия, – продолжил он, несколько наигранно, как делают обычно актёры и люди искусства.
Дорогое, но довольно потасканное пальто и объёмный красный берет так или иначе создавали образ творческого человека, и если не придираться к мелочам, в целом, он выглядел достаточно стильно.
В душе Лии затеплилась надежда. Если он, как ей показалось, помнил её имя, значит, дела не так плохи. Чувствуя облегчение, видя в нём человека, который сегодня может быть её спутником, она прямо повисла у него на руке.
– Ну и нервы, совсем ни к чёрту, – подумала она про себя. – Что особенного в том, если бы она
– Я бы с огромным удовольствием, дорогая моя Лиечка, но сегодня вечером я работаю. Мне без связи никак нельзя, а телефон разрядился. Срочно нужно домой, для подзарядки. Подходит только его родное зарядное устройство.
Лия увидела, что мобильник, который он крутил в руке, был китайского производства, какой-то совсем дешёвый, и разъём для зарядки был, действительно, нестандартный.
– Поехали, дорогая, возьмём сейчас машину, здесь недалеко, на Ленинском проспекте. А потом поужинаем в «Сырной дырке», я там играю сегодня. Я очень буду рад.
Это был приличный швейцарский ресторан на Покровке, и Лия как-то доверилась этому мужчине и сразу пошла за ним, села в какую-то дешёвую не мытую машину. Боб не вызывал такси, он вышел на обочину Кутузовского, и они сели в первый остановившийся автомобиль с киргизом за рулём. Тот совсем не знал Москву, не знал, где находится Ленинский проспект, и говорил с таким чудовищным акцентом, что навигатор отказывался работать. Водитель попросил Боба «поговорить» с навигатором. Боб, рассмеявшись, пересел на переднее сиденье, чётко назвал адрес. Наконец-то они поехали. Боб тоже не жил в Москве, он был на гастролях, и они ехали в гостевую квартиру. Но Лия как-то совсем не думала об этом. Она плохо слышала Боба, он сидел к ней спиной, трещал, не умолкая, о предстоящем концерте, о каких-то своих гастролях якобы в Штатах. Она ещё раз отметила, что его тёмно-синее полупальто было как-то изрядно поношено, что вызывало некоторое сомнение, что такой человек пригласил её в дорогой швейцарский ресторан. Он вообще-то платёжеспособен? Оказалось всё просто, он ужинать не будет, он там играет. Лии было уже всё равно. Она стала смотреть в окно, огни Москвы всегда действовали на неё завораживающее. Вспоминалось приятное, как в начале прошлой зимы она с мужем сидела в «БОНО» за их любимым столиком с видом на Белый Дом. В тот раз они заказали оленину с чёрным Перигорским трюфелем. Официант в белых перчатках принёс на блюде шоколадного цвета трюфель для обозрения, и муж Лии кивком выразил одобрение. Ему понравился этот редкий гриб, маленький крепенький он безмятежно покоился на подносе. Официант на специальной, малюсенькой, словно игрушечной, тёрке, слегка наклонившись над их столом, стал тереть трюфель в блюдо. Она, повела ноздрями, вспомнила умопомрачительный запах этого гриба и то состояние счастья, в котором она пребывала в том момент.
И теперь, она тоже как бы счастлива, от того, что не одна. Она едет на грязной машине с киргизом и малознакомым ей мужчиной, и испытывает при этом какое-то подобие счастья.
Когда они вышли из машины, Боб воспроизвёл чудовищный акцент киргиза, и она расхохотались, передразнивая
– Лиечка, ты – неземная женщина, ты – подарок мне с неба! Ты – небожительница. Ты – красавица. Царица! Как мне повезло сегодня! Как я рад!
Раньше она снисходительно относилась к словам подобного рода. Но бывают ситуации, когда мы хотим верить тому, что слышим, и мы верим. Это случается в то время, когда нам, как воздухом, необходимо подпитать свою жизнь смыслом, почувствовать себя увереннее и счастливее.
– Так ты говоришь, что больше не занимаешься бизнесом? – говорил он, открывая дверь квартиры ключом, проходя в свою комнату, снимая с неё пальто. – И правильно, такие женщины, как ты не для работы, такие женщины созданы для любви.
Его слова, на удивление, сладко ласкали её уши, и она разомлела, она доверилась. Но счастья не случилось.
Когда они вошли в комнату, обставленную в стиле минимализма, такую обычно сдают в аренду на день-два. Боб скинул своё пальто, поставил телефон на зарядку и потянулся к Лии с поцелуем. Она позволила. Она пыталась расслабиться, в какой-то момент ей показалось, что у неё возникло желание близости. Боб, без умолку, говорил ей, какая она красивая, желанная, при этом поспешно снимал с неё одежду, и она не сопротивлялась. У неё мелькнула мысль – а вдруг… Но вдруг не случилось. Всё, что затем последовало, происходило так же быстро, неловко и неинтересно. Он так торопился, что скомкал едва зародившееся в ней удовольствие. Оно не развернулось, а сжалось до маленькой точки и исчезло, оставив в её душе гадость. Её совсем обескуражило то, как поспешно он выбежал в душ, и то, что она увидела, что её чулки порваны.
Она вдруг поняла, в какое откровенное дерьмо она вляпалась. От вида небрежно разорванных чулок, унижение, которое она испытала только что, многократно усиливалось. Она, не дожидаясь Боба, оделась наспех, и громко хлопнув тяжёлой металлической дверью, вышла из квартиры. Никто и не думал её вернуть.
И если много дней подряд она страдала от одиночества, от того, что потеряла вкус к жизни, то теперь была настолько обескуражена, осознавая, что её использовали. Как низко она пала! Чувство самоуважения было утрачено полностью.
Она шла по обочине Ленинского проспекта вдоль забора первой градской больницы, не слыша непрерывного гула машин и не замечая спускавшихся на город сумерек. Чувство одиночества её больше не волновало.
Она мысленно разговаривала с этим случайным в её жизни мужчиной: «Боб, как ты посмел! Какой ты к чёрту Боб. Бобик – безродный, облезлый бобик!!!»
Как глупо всё вышло, если бы кто-то из знакомых ей ответил на её звонок, она бы сейчас ужинала и смотрела с высоты на вечернюю Москву. А теперь она шла оскорблённая, полы её длинного пальто раздувал ветер, и ей казалось, что она одна в целом свете. В голове была какая-то гудящая пустота. Как всё глупо вышло. Куда её несёт?! Она разозлилась на себя. И снова в голове пустота…
Вдруг она остановилась у вывески «VERSACE». В этом бутике она бывала не раз, только она никогда не ходила по проспекту пешком, оттого сразу не узнала это такое знакомое место. Потому что, кроме бутика, здесь было ещё одно забавное заведение… и там есть душ. Потому что ощущение нравственной дурноты овладело ей настолько, что хотелось сию минуту смыть с себя всё, что произошло. Она даже физически ощущала на своём теле грязь от прикосновений этого чужого ей мужчины, который, войдя с улицы, даже не мыл рук.