Не касаясь земли
Шрифт:
Это был клуб, где известная балетмейстер Анджела Доний проводила занятия, которые назывались контактными импровизациями. Это было похоже на активную медитацию, когда мысли сосредотачиваются на движении, а тело и ум приходят в состояние умиротворённости и расслабления.
Занятия уже начались. Лия оплатила. Купила на стойке администратора трико, все принадлежности для душа. Лия упорно просила дать ей полотенце зелёного цвета, именно зелёного. Трудно было объяснить, почему ей так важен был цвет полотенца, но ей нашли именно такое – цвета молодой зелёной травы.
Приняв душ и, переодевшись, она появилась на паркете в тёмном трико с накладными карманами и в оранжевых носках, когда занятия уже шли полным ходом. Лия знала правила и тут же присоединилась. Она легла на пол, на спину, подхватила ноги под коленями
Сначала к Лии подкатилась какая-то тщедушная девушка, она робко касалась её. Лия старалась не размыкаться с ней, но мысли о своём падении настолько сильно занимали её, что первое время хотелось выть, заглушая музыку. И Лия якобы мычала мотив, но на самом деле это был вой… вой раненой волчицы.
Эта активная медитация сегодня не смогла отключить её от бытия, как прежде.
Первая часть уже подходила к концу, когда она пришла, и потому очень скоро музыка перестала звучать, все собрались в большой круг, сидели на полу, поджав ноги, делились, рассказывали о своих ощущениях, дошла очередь до неё, она едва выдавила из себя: «Я промолчу…»
Лия находилась в состоянии полной прострации, ей не хотелось ни жить, ни умирать.
И когда приступили ко второй части занятий, Дарья Холодок, начинающая актриса, которая только что ползала вместе со всеми по паркету, сказала, что сейчас будут занятия по постановке голоса. Она назвала стоимость и предложила оплатить. Лия, словно рассердилась, что её беспокоят какой-то ерундой, в то время как она наконец-то отрешилась от всего, когда она не с ними, не здесь, когда она не в этом измерении… Лия вдруг встала во весь рост и сказала резко, неожиданно для самой себя очень сильным и громким голосом:
– Боже! Каждый зарабатывает, как может!
Она кинула на середину круга откуда-то взявшиеся у нее в кармане долларовые купюры. Дарья с её открытым высоким лбом покраснела до кончиков волос от такой выходки, и не успела ничего сказать, как Лия покинула зал.
В раздевалке она лихорадочно думала:
– Что со мной происходит? Что?! – и не находила на этот вопрос ответа.
Она шла по Нескучному саду, когда позвонил Борис. Голос был у него какой-то извиняющийся, и она поняла, что его слова о расставании с женой были полным враньём. Он даже не скрывал: – Я не мог ответить на твой звонок, а теперь я гуляю с собакой и могу поговорить с тобой, Лия.
Она ответила:
– Пошёл вон!
Он ошарашено произнёс:
– Не понял?
– Гав! – сказала она в трубку очень громко. – Гав!!! Гав!!! Гав!!! – и отключилась.
В саду было темно, и только каким-то красным мутным светом светили низкие фонари вдоль дорожки. Никого кругом не было. Ей вдруг стало смешно. «Гав!» – сказала она самой себе. «Гав! Гав-ав-ав-ав!!!»
Она лаяла и смеялась, лаяла и смеялась. Потом улыбнулась самой себе и вызвала такси. Таксист никак не мог взять в толк, по какому адресу ехать. Она говорила, что она в парке. Но он не понимал, как её там найти, у какого дерева, у какой беседки… Она обозвала его тупым. Прошла напрямик из Нескучного сада через парк Горького и поехала домой на троллейбусе. Ей было всё время смешно, и её это приключение теперь сильно забавляло. Рядом хрипло кашляла какая-то женщина, затем стала надсадно кашлять другая, сидящая прямо перед Лией. Они кашляли наперебой. Зараза какая! Лия кутала свой нос в тонкий итальянский шарфик в мелкий горошек. Но спасения не было. Лия всегда ездила в автомобиле, и не могла предположить, что для перемещения в троллейбусе нужен более сильный иммунитет.
На следующий день она заболела, слегла с температурой 38,8 и так валялась одна в своей квартире несколько дней. Пила воду из кулера и иногда горько плакала.
ЧАСТЬ II
РУЗА
Глава 1
Она
После мучительных дней в Москве, после продолжительной сильной простуды, Лия, когда ей позвонили из собеса, сразу же дала своё согласие ехать по горящей путёвке в подмосковный санаторий. То ли она была ещё в полном бреду после высокой температуры, то ли сказывался этот её страх перед жизнью, с её нерешаемой проблемой возраста и одиночества. Он так прочно вселился в неё, что самое время было укрыться от всего навалившего разом в незнакомом месте. Она понимала, что вряд ли это место с больными, пожилыми людьми способно излечить её, что там, вне её прежнего круга, ей станет нестерпимо скучно. Но понимала она и другое – сменив обстановку, она сможет избежать тех нелепых поступков, которые она совершала недавно и которые, не исключено, будут повторяться, если она останется в Москве. Кроме того, побыть в обществе совершенно незнакомых людей, возможно, даже полезно, чтобы адекватно оценить всё, что происходит в её жизни сейчас, когда она лишилась привычного распорядка жизни и стала настолько близка к полному отчаянию, что не находила себе места нигде. Ни в чем ей не было утешения от мысли, что совсем недавно она была так хороша и, безусловно, да… без условий… счастлива. А теперь внезапно состарилась, и большей частью – в своей душе. Душа её сморщилась, как печёное яблоко. Сознание необратимости случившегося угнетало до такой степени, что, даже заселившись в санаторий, она не могла свыкнуться с мыслью, что это уже свершилось, что тело её стареет не по дням, а по часам, и муж бросил её ради другой, более молодой женщины.
Когда предложили путёвку, Лия заверила, что у неё есть все нужные справки и анализы. Она позвонила однокласснику, который руководил диагностическим центром, и уже через три дня он привёз все необходимые документы. Кроме того, он, Юрка Норкин, влюблённый в неё в школьные годы, вызвался добросить её до нужного места. Чемодан она собирала наспех, кидала всё, что попадалось под руку – от красного пальто «Dolce & Gabbana», шикарного костюма от «Armani», комбинезона «Escada» до белоснежных кроссовок «Puma». Ей и в голову не пришло, как неуместно будет это всё на природе, среди простенько одетых бабушек и дедушек, как она будет в этих самых кроссовках месить грязь, отыскивая место слияния Москвы-реки и реки Рузы.
Норкин довёз, как и обещал, до санатория и… взял с неё за весь комплекс услуг две сотни зелёных. Стало очень досадно. Нет, долларов не было жалко. Было понятно, что теперь она для него не та женщина, о которой он мечтал, и даже не женщина вообще, а источник дополнительного дохода. И она поняла, как безнадёжно они оба постарели…
Лия была в санатории уже третий день. Он располагался в красивой постройке, стилизованной под барскую усадьбу. Природа, окружавшая корпуса, была очень живописна, доктора и медсёстры приветливы и милы. Безусловно, это приносило какое-то утешение её измученной душе. Но она не хотела знакомиться ни с кем из отдыхающих, гуляла совершенно одна, отходила в сторону, отворачивалась, если кто-то шёл навстречу по тропинке, притворялась, что не слышит, если с ней пытались заговорить. Все назначенные врачом процедуры посещала, не задумываясь о пользе и не почти не общаясь с персоналом.