(Не)курортный роман
Шрифт:
Но Матвей не собирался так просто сдаваться. И, как бы Серафима, ни упиралась, он в её спальню всё же прошмыгнул. А там Максим – распростёрся на постели с оголённой спиной кверху.
– Ах, вот же он! – торжествующе воскликнул Матвей. Поискал глазами, нашёл забытую у стены швабру, схватил её и на Макса замахнулся. – Вот я тебя!
– Ой, бабушка! – Света испугалась и мигом к окну отбежала, подальше от деда. Ещё заденет её ненароком.
– Стой! – подоспевшая Серафима схватилась за другой конец швабры. – Не смей его трогать!
Дремавший
А Матвей застыл на месте, разинув рот. И несколько секунд беззвучно губами шевелил, не мог выразить мысль.
– Максим… – с трудом выдавил он. – Андреев. Ты… здесь?
Окинул его взглядом. Лицо помятое, волосы слегка взъерошены. Рубаха расстёгнута, штаны приспущены. Хорош парень, ничего не скажешь!
– Дядя Матвей… – Макс был растерян не меньше, – вы чего?
– А того, – Матвей окончательно сориентировался, – что нечего по чужим домам шляться! Ладно бы твой отец сюда пришёл, я не удивился. Тот ещё голубь перелётный! Но ты! – схватился за сердце. – Ой, что творится, Серафима!.. Да как же ты могла до такого дойти?
– Что ты мелешь, идиот? – Серафима, всё-таки, забрала у него швабру. – Парень моей внучке помог чемодан донести. Спину сорвал. Я его мазью намазала. А ты чего придумал? – и замахнулась на него кулаком. – Больше чтоб сюда ни ногой! Надоел ты мне со своими домыслами и проблемами вечными!
Матвей понял, что переборщил. Но что поделаешь, если Серафима ему нравится, и он её к любому столбу ревнует? А она словно нарочно дразнит. Делает вид, будто намеков его не понимает. Мимо проходит, только один взгляд бросит и всё. А он надеется.
Лет уже немало. Одному жить совсем не хочется. А Серафима женщина видная. Была бы посговорчивее, давно бы у них всё сладилось. Так нет же, голову морочит. Издевается, в общем.
– Ты чего хотел-то? – спохватилась Серафима. – Или просто так решил зайти?
Матвей в гневе забыл, зачем сюда шёл. Теперь вспомнить бы.
– Да я насчёт завтрашнего дня узнать. Картошку как будем сажать – вместе или порознь?
Серафима состроила недовольную гримасу. Взяла его за плечи, развернула к выходу и повела.
– Вот завтра и поговорим об этом.
Проводив их глазами, Макс решил, что ему тоже пора идти. Стал рубаху застёгивать. Но пальцы не слушались. Он торопился, и пуговицы выскальзывали у него из рук. А ещё Света смотрела на него, не отрываясь, и смущала. Что за девушки пошли! Ничего не боятся и никого. Нет, ему от таких лучше держаться подальше. А то огреет кто-нибудь шваброй. И разбирайся потом, кто прав, кто виноват.
В окно постучали. Ставни были открыты, и в спальню с улицы заглянуло знакомое лицо
– Ого! Кого я вижу!
– Васька? – Макс даже не удивился. Только проворчал. – Ещё тебя тут не хватало.
– А где твой трактор? – усмехнулась Света. – Или заглох где-нибудь на дороге?
– С трактором всё в порядке, будь спокойна, – в тон ей ответила Васька. – А у вас, я смотрю, весело. И как я вовремя подошла! – многозначительно посмотрела на Макса, который всё ещё боролся с пуговицами. – Поздравляю, Максим! Твой первый день в Григоровке удался.
Не стала ждать ответа. Сама захлопнула ставни и ушла. А Максу вдруг стало совестно перед ней. Да и вообще, перед всем миром. Как-то всё через ж… одно место получается. Домой надо идти. Это будет лучше всего.
Рубашку оправил, волосы пригладил (всё равно торчком будут стоять, если водой не смочить), сказал Свете: «Спасибо. До свидания» и на выход пошёл. А она кусала губы, сдерживая смех, провожая его взглядом.
«Чудной ты, Максим. Может, зря я на тебя внимание обратила?»
* * *
Когда он вышел на улицу, ни Васьки, ни Матвея уже не было.
«Вот и хорошо, – подумал Макс. – Хотя бы минуту затишья».
День только-только к середине подходил, а уже столько приключений пришлось пережить. Сегодня 30 апреля. Завтра по традиции посадка урожая. Первомай – святой день. В Григоровке его особенно чтут. И отступать от правил нельзя. Сразу будешь объявлен врагом народа.
Но Макс и не собирался этого делать. Для работы на огороде он и приехал. Только кто ж знал, что помимо картошки тут столько всего ещё будет?
Мама встретила его на крыльце. Не иначе, специально стояла, высматривала.
– Ну, что, сынок, как настроение? Как самочувствие твоё?
Макс хорошо знал свою маму. И в этом вопросе почуял подвох. Неспроста она так сказала.
– Нормально всё, мам, – ответил он, открывая калитку и проходя во двор.
– Да? А мне тут донесли, что ты покалечиться успел. Причём настолько, что к Серафиме Семёновне в постель лёг. Это как понимать, сын? Может, врут люди?
– Матвей заходил… – обречённо покачал головой Макс. – Не успокоился, значит. Понёс по деревне слух.
–– Нет, Максим, не успокоился, – согласилась мама. – И я теперь успокоиться не могу. Всё пытаюсь взять в толк, зачем моему двадцатилетнему сыну понадобилась бабка старая.
– Мне двадцать четыре, мам.
– Это не принципиально. А вот как тебя угораздило в её постель лечь – это я хочу знать. И, пожалуйста, побыстрее, Максим, и подоходчивей объясни. А то у меня давление уже поднимается. Так и до инсульта недалеко. Угробишь мать свою дурацкими выходками.
Тут Елена Аркадьевна схватилась за сердце (она всегда так делала, когда надо было к Максовой совести воззвать), на стену оперлась, а потом на ступени присела. И Макс с ней рядом сел.