Не ломайся, девочка!
Шрифт:
Он — меня, я — его…
Пальцы стискивают попу. вторая рука ползет под футболку.
— Тихон? — мяукаю стоном.
— Давай, малыха… Зажигай. Давай, — требует, распаляя. — Это всего лишь поцелуй… Да… Поцелуй…
Пальцы крадутся у меня под лифчиком, поддевают его.
Тянут вверх. Я сжимаю пальцы на плече Тихона крепче.
— Если не понравится, перестану, — разлепляет влажный контакт наших ртов.
Я чувствую вкус его слюны, он блестит от моей.
Блестит и смотрит жутко
— Ох, какая…
Тепло его ладони обхватывает полушарие, пальцы — еще выше. Еще…
Неожиданное касание твердых подушечек его пальцев к затвердевшему соску распаляет.
— Аааааааааах… — стону в полный голос, выгнувшись к нему.
— Ох, ебааааа… — откашливается. — Кхм, не обращай внимания. Я только… поцелую тебя, да? Ага…
Резким жестом Тихон дергает мою футболку вверх и прижимается ртом к груди, находит губами сосок, обхватывая. Второй рукой занимается другой грудью.
— Хвааааатит, — прошу его.
Но сама хочу… и смотреть и чувствовать, как он это делает ртом, боже… Как он это делает. Берет поглубже и выпускает, тянет языком дорожки и покручивает, ласкает. Я схожу с ума… Нет сил сдержаться…
Ласки становятся ритмичнее.
Хныкаю:
— Прекрасти. Перестань… Все… Ааааааххх… Тихоооон. Всеее, пожалуйста… Пожалуйста…
В ответ он сосет меня еще интенсивнее и побрасывает свои бедра вверх. Тяжелая мужская ладонь опускает на попу, стиснув. Вынуждает меня двигаться быстрее и быстрее.
— Не могу… Хватит… Довольно…
Что-то происходит там, внутри. Под слоями одежды кипит. Я на жерле вулкана, я сейчас лопну… И не могу перестать двигаться, постанывая все короче и громче.
Это ужасно… Поток стонов не прекратить. Тихон жестче насаживается ртом на мою грудь, занявшись второй.
Ловит ритм и сосет в том же темпе, в котором я стону.
Все быстрее и чаще.
Схожу с ума, умоляю меня отпустить…
— Давай, малыха… Давай… — почти требует.
Прикусывает сосок, трение достигает пика, и меня разносит на мелкие щепки.
Громко вскрикнув, лопаюсь, как воздушный шарик, наполненный чем-то кипящим, бурлящим, сладким. Начинается апокалипсис, меня размывает, собирает в пульсирующее кольцо и снова расплескивает…
Стону протяжно. Я в шоке… Мне так стыдно… Мне так хорошо.
Между бедер — алчные спазмы, мокро…
Мокро до самых штанов.
— О.Бал.Деть! Глаша…
Замираю.
В шоке смотрю на Тихона. Не вижу ничего. Все плывет.
Только его рот вижу.
Губы припухшие.
Мне кажется, он в шоке. Только поцеловать хотел, а я… что-то такое испытала.
Мгновенный стыд пронимает до самого копчика. До места, где разлита вязкая жидкость.
— Ужасно… — шепчу.
Разжимаю пальцы, руки словно
— Ужасноооо… — всхлипываю снова.
Тихон смотрит на меня. Чувствую, что смотрит. Мне дико стыдно. Даже противно от себя. Наверное, я точно шлюха! И все это знают… Чувствуют на интуитивном уровне, поэтому лезут ко мне в трусы.
Осознав это, пытаюсь слезть, отползти. Недавнее удовольствие сменяется слезами.
— Ты чего? Глаш… Глаш… Я, что, слишком? Слишком, да? Окей, не буду… Спешить не стану. Глаш!
Тихон ловит меня и удерживает на месте.
— Отпусти! — требую.
— В глаза мне посмотри, глупышка. Что на тебя нашло? — успокаивающе гладит меня по спине.
Дорогие, а чего так мало поддержки? Тормозим голубков, что ли? :((
Порадуйте Муза и автора))
Глава 23
Глава 23
Аглая
Наверное я выгляжу глупо — моя грудь выставлена на обозрение, лифчик черт пойми где. В штанах мокро, и я сама — ужасно потная.
Тихон, по ощущениям, тоже влажный, горячий, но… он мужик, они все потеют!
— Не понравилось? — стискивает за талию. — Только честно, а?
Он подныривает и заглядывает в глаза, смотрит изучающе, с волнением.
— Я что-то не так сделал?
— Нет, это я… — выдавливаю. — Это я… Ужасная.
На губах Тихона прорезается широкая улыбка.
— Ужасно заводная девочка. Чуть мозги мне не спалила. Тебе хорошо было? Только честно? — дышит тяжело. — Хорошо?
— Да, но…
Мнусь.
Сомневаюсь… В себе, в том, что это правильно.
В голове возникают картинки из прошлого…
***
Кусь из прошлого
Однажды, вернувшись из школы пораньше, потому что урок отменили, я застала отца с другой женщиной. Соседкой… Она стояла, нагнувшись над диваном, и кричала, стонала, пока папа бешено двигал бедрами сзади и хлопал по белой рыхлой заднице ремнем.
Про эту женщину говорили, что она шлюха, всем дает! Кажется, я свое присутствие как-то обозначила, потому что они оба дернулись.
Я выбежала. Отец за мной, на ходу натягивая штаны. Догнал у самой веранды, встряхнул за плечи.
— Ты кое-что видела, верно?
— Ты и эта… тетя… — у меня не хватало слов. — Зачем?
— Ты же знаешь, что она нехорошая, правда? Я ее наказывал.
Вот только мне было уже не пять, и в такие объяснения верилось с трудом. Но все же… отец бы не соврал, верно? Разве родители врут?!