Не любо - не слушай

Арбузова Наталья Ильинична

Как вышли в сад Борис с Ириной, Андрей к ним бросился сразу. Дети быстры – Ольгина голова не успела остановить ее руку. Джип подлетел к калитке. Паша несет бездыханного мальчика к бесчувственному отцу. «Сын ей только мешал… ее подсознанье сработало», - так сказал Любовь Степанне Виктор Петрович Полянский. А он собаку съел на таких делах. Подите к нему – не раскаетесь. Семейная психоблинтерапия. Уладит, отвадит и заодно острижет. Простите, что-то жжет, горит – мешает, блин, говорить.

СУДББЫ СКРЕЩЕНЬЕ

ВАДИМ

Зовут их обоих Сергеями Леонидовичами Зааркановыми. Один с сорок восьмого года, другой с шестидесятого. Матери у них разные. Как их общий отец Леонид Петрович Заарканов не доглядел – не понимаю. Но факт остается фактом. Я познакомился с ними в разное время при различных обстоятельствах. Отчеств обоих Сергеев долго не знал,

но на звонкое сочетание «Сергей Заарканов», встретившееся мне дважды, конечно же сделал стойку. Внешне похожи они не были. Старший – красив до неприличия, однако и физически крепок, так что в армии, где мы вместе служили, никаких особых бед с ним не приключилось. Младший при жизни был меланхоличен и взглядом мягок. Старший перед армией не поступил в архитектурный институт, а вернувшись – не стал больше пытать судьбу, но пошел путем извилистым и для меня столь же непонятным, как и его офигенная красота. Младший в архитектурный влетел как ангел на бреющем полете, и преподаватели в него, гениального, сразу вцепились. А уж что с ним потом произошло… можно, я не буду рассказывать? Так или иначе, они были полными тезками, и перекличка в их судьбах существовала когда друг о друге еще слыхом не слыхали. Я знал их порознь. Наконец дошло и до отчеств – удивился, но промолчал. Много воды утекло прежде чем понял, что имею дело с единокровными братьями. Не познакомься я с Марией Зааркановой, матерью младшего Сергея, не влюбись я в нее до потери сознания, сочинил бы следующую историю: первая жена, красавица, изменила Леониду Петровичу Заарканову, и он поклялся – ноги его не будет. Когда безутешного соломенного вдовца наконец заарканила другая женщина (это тихоня-то Мария?), он дал рожденному ею новенькому мальчику имя того, навеки утраченного по вине старшей жены. Потом усомнился бы: может, вторая жена была старше первой? вы еще не запутались, не устали? Я запутался, но не устал. Увидав же фотографию Леонида Петровича Заарканова, понял бы свою ошибку. Ничего не скажешь - хорош. Бросить его не представлялось возможным. Подумал бы: плохо дело обеих его жен. Несладко им приходилось, хотя первая смотрелось настоящей красавицей, вторая, на взгляд поверхностный – просто милая женщина. Она действительно моложе, и, по правде говоря, Леонид Петрович сам ее заарканил еще когда состоял в первом браке. Пристяжная лошадка безо всяких гарантий. Даже не удосужился сообщить ей об уже имеющемся сыне Сергее. Она тихо родила, сама назвала сына Сергеем, записала ему подлинное отчество – Леонидович. Спартанец Леонид глазом не сморгнул. Это факт, но это правда. Только когда потерял свой пост высокономенклатурный дед Петр не знаю как по отчеству Заарканов, старшая жена перестала держаться за гуляку Леонида Петровича. До такой степени перестала, что выгнала, развелась и чин чинарём расписалась с другим. Ее тоже шибкономенклатурный отец еще был в седле, и сама она была дамочка ухоженная. Учрежденские дела Леонида Петровича складывались нескладно, если можно так выразиться – не лучше семейных. Обе подпорки его рухнули. Отец не у дел, бывший тесть стал нарочно пакостить. Красота, прежде работавшая в карьерных делах на него, теперь оказывала ему медвежью услугу. То есть внешность сохранилась - не совсем прежняя, но все же довольно смазливая, сам же он истаскался вдрызг и не справлялся с предлагаемой нагрузкой. У него появились на этой почве влиятельные врагини. Они его и съели. Разорвали в клочки. Тогда-то и женился он на второй своей жене, усыновил сына и дал ему игристую, искристую, игреневую фамилию Заарканов. Парню как раз пора было получать первый юношеский паспорт – тогда давали в шестнадцать, не в четырнадцать. Шел семьдесят шестой год.

СЕРГЕЙ

Кончай гнать, Вадим. Шел шестьдесят четвертый хрущевосъемный год, и первый юношеский паспорт пора было получать мне, подлинному Сергею Заарканову, с рожденья носившему эту славную старобольшевистскую фамилию, а не пащенку, которого я в глаза не видел.

ВАДИМ

Ну да, одно другого не исключает. В шестьдесят четвертом шестнадцать исполнялось старшему Сергею. Он ни фига не учился, ни хрена не читал, но играл в хоккей за юношескую сборную, и хорошо, черт его раздери, играл. И чубчик кучерявый вился-развевался по ветру. Возил он свой чубчик за рубеж, привозил футболки с картинками. Но жизнь уже дала трещину, как татуируют зэки на заднице. Грубая действительность кругом обложила, зарясь на невиданную красоту. Когда-никогда появлялся он в школе. Девчонки, коих в лицо не помнил, принимались гладить его кудряшки. Обрился наголо, яростно тряс продолговатой головой, едва лишь они протягивали нахальные свои руки. Надел самое безобразное, что нашел в шкафу. Суровая училка назначила его, без пяти минут знаменитость мыть в очередь класс вдвоем с девчонкой. Та заперла дверь, спрятала ключ, как в кинофильме «Гараж», и объявила: пока не даст слова с ней дружить -не выпустит. Вместо того чтоб произнести расплывчатое, ни к чему не обязывающее обещанье, посмеявшись в душе, Сергей Заарканов-старший вылил на голову настырной мочалке ведро грязной воды. Присяжные – простите, учителя, присутствовавшие на заседании педсовета – его оправдали.

СЕРГЕЙ

Что это ты, кореш, фуйню порешь. Тогда девушек мочалками еще не называли. Во времена фильма «Асса» - да.

ВАДИМ

Пропускаю мимо ушей. Ну вот, после вынесения оправдательного вердикта парень и вовсе с глузду з"iхав. Даже хоккей

бросил. Что он повидал прежде чем пойти в разнос? Отцу на него было начхать, от материнской любви он на крючок закрывался в комнате. Кто из них был не в своем уме - мать или сын? не знаю. В мальчишке чувствовался какой-то беспокойный магнетизм. Он становился неврастеником. Поправить дело могла бы только любовь, но такой девчонки, которая сумела бы, была бы в силах всё это перешибить, рядом не случилось.

СЕРГЕЙ

Неправда. Неврастеником я не стал. Мне доставляли радость лес, облака, тишина, камыши на озере. Люди – нет. Я временно выпал из общенья с ними. Дал им возможность измениться и оправдаться. А пока рисовал – всё что видел и чего не видел. В архитектурный почти не готовился. Еле вытянул на тройки рисунок и композицию. На черчении меня прикончили. Деды, тогда еще оба в силе и дружные, дружно решили: пусть его армия обломает. Умыли руки еще в июне, когда я принес аттестат, целиком состоящий из троек. В общем, я благополучно провалился. До осеннего набора в армию еще оставалось время. Я поплыл на моторке по Сухоне с человеком едва знакомым – в турклубе объявленье висело. Мне просто необходимо было посмотреть вблизи на настоящего мужчину в трудных обстоятельствах. Отец раньше времени располнел, красивая рожа его расплылась, в голосе появились ленивые нотки. А геолог Вячеслав Трубников моих ожиданий не обманул. Гонял меня нещадно, спал со мной в палатке спина к спине. Ругался скверно, но вел себя строго. И река была строгая, неприветливая, уверенная в себе. Что ж, по крайней мере один человек передо мной оправдался. (Сергей, твою мать, не черпай ниже стоянки! зайди левей.) Словом, в не очень хорошем, не очень плохом состоянье пошел я служить. В армии встретил тебя, собачьего сына. Ты был вторым человеком, который передо мной оправдался. Так что ври дальше.

ВАДИМ

Продолжаю врать. Если позволите, я старшего Сергея буду называть Серегой, а младшего – он скоро появится на экране – Сережей. Так будет верней. В армии Серега скрыл свой талант художника, когда выкликали. Не схотел рисовать дурацких плакатов, но стал тянуть лямку на общих. Отстоял в казармах свою неприкосновенность. Загрубел, подурнел, насколько было возможно, и приобрел еще больший шарм. А места были – офонареть. Под Вязьмой наша часть размещалась.

СЕРЕГА

Тут Вадим не врет. Офонареешь. Речка текла шаляй-валяй, не пойми в какую сторону. Заводи подернулись ряской, лягушки орали кто во что горазд. Сосны такое вытворяли! Одна – камертон, другая конусом в небо. Мы вдвоем сбегали из-под надзора, валялись в траве, следили облака, рассказывали, кто куда не поступил.

ВАДИМ

Лично я - на физфак МГУ. Выговорился под лягушачий квак и думать позабыл. Вернувшись в Москву, легко прошел в литинститут имени Горького. Физики, лирики – один черт.

СЕРЕГА

Погоди, не лотоши. У меня в армии были девчонки, только все на одно лицо. И вели себя одинаково. Чтобы заполнить нестерпимую пустоту, остающуюся после них в душе, читал запоем. В книгах ложь, в жизни по-другому. Всё равно сгодится – и то, и то. Не уйду, не дождетесь. В бога не верю, чертей не боюсь. Люблю себя одного и еще – абстрактную идею мужественности. Людей - постольку поскольку она в них воплощена. С Вячеславом Трубниковым больше не виделся. Ни превосходства, ни даже равенства не потерплю. Вадим скачет рядом со мной на пол лошадиной головы позади.

ВАДИМ

Вернулся Серега партийным. Там, в армии, вступить было намного проще, чем на гражданке, а с его анкетой вообще пара пустяков. Я как ушел, так и пришел, только теперь отставал на целую лошадиную голову. Серега в институт поступил – всех удивил: в пищевой. И то спереди подтащили, сзади подпихнули. Номенклатурная родня удостоверилась, что против его титанической лени армия бессильна. Еще на вступительных экзаменах он положил глаз на девчонку во всём импортном. Что-то в приемной комиссии с ней чересчур вежливо разговаривали. Оказалось - дочь секретаря райкома. Серега подумал-подумал и принял на себя ответственность за судьбы партийной династии. Обнаружил намеренье вступить в династический брак. Ухаживал за девчонкой долго и бережно. Всё же сын родился через пять месяцев после того как расписались. Подстраховался: вдруг будущий тесть воспротивится. На третьем курсе это было. Ребенка тут же забрала неработающая моложавая теща – малыш был «искусственник».

СЕРЕГА

Самое смешное, что я любил по-настоящему. Пока ухаживал и потом какое-то время. В загс пошел – уже поостыл. Быстро, но с собой ничего не поделаешь. Нам купили кооператив и жигули. Утром мы пили кофе, в институте обедали. Ужинали у тещи, чтоб самим не кочегарить – и к себе домой, вдвоем. Но это было уже не нужно. Зато теперь я знал, что такое любовь и с чем ее едят. Хотел влюбиться в другую – не вышло.

ВАДИМ

Зато у Людмилы очень хорошо вышло. Серега стал самым красивым рогоносцем в видимой и невидимой части вселенной.

СЕРЕГА

Да. Но меня это не колышет. Надо мной тяготеет проклятье: я сравниваю женщин. На каждую находится еще лучшая. И так до бесконца. И все не прочь. Мне бы на необитаемый остров. Или на ферму за горным хребтом. Тогда конечно. Но про любовь я уже знаю: состоянье, когда вся красота земли и неба удваивается – у тебя еще два глаза. Проникаешь в мир другого человека и удивляешься. Всё равно что видеть обратную сторону луны. А потом опять становишься самодостаточным эгоистом, и мир стоит как стоял. На чем – не знаю. Но многое в нем изменилось. Было, просияло.